Нил Стивенсон - Интерфейс

Избиратели начали звонить ей посреди ночи. После того, как безработная мать троих детей позвонила ей в час ночи и попросила сто долларов в долг, Элеанор опомнилась и решила, что этому необходимо положить конец. Она не могла служить приемной матерью для всего Денвера. У нее появилась привычка отключать сигнал телефона перед сном.

Для матери двоих подростков это был трудный шаг – сделав его, она лишала своих детей возможности разбудить ее среди ночи, чтобы спросить совета, воззвать о помощи, извиниться или просто разреветься в трубку, угодив в Ситуацию. И хотя дети Элеанор были умны, весьма ответственны и довольно осторожны, они тем не менее обладали недюжинным талантом попадать в Ситуации.

Однако к этому моменту своей материнской карьеры Элеанор навидалась достаточно Ситуаций, чтобы начать подозревать, что дети более склонны попадать в них, когда знают, что мама всегда доступна для жалоб. И действительно – как только она взяла за правило отключать сигнал телефона по ночам, частота Ситуаций резко упала. А может, она просто перестала о них узнавать. В любом случае, ее это устраивало.

Отключение сигнала, однако, не сделало ее сон крепче. Этот метод не позволял аппарату звонить. Но она по-прежнему всю ночь слушала, как его механические детали звякают и жужжат, пока люди оставляют ей сообщения. Она отнесла автоответчик в дальний угол трейлера и накрыла подушкой, но это не помогло. Она все так же лежала без сна, гадая, какого черта все ей названивают.

Она сроду никому не звонила. Когда ее жизнь развалилась, когда ее муж удрал в мир иной, мать ходила под себя посреди ночи, а Клерис и Хармон-младший беспрерывно попадали в Ситуации, ей и в голову не приходило поднять трубку и позвонить в офис сенатора. И тянись все это хоть миллион лет, не пришло бы.

Каким образом эти люди пришли к несуразной мысли, что правительство должно решать за них их собственные проблемы?

Ответ был прост: так им сказало правительство. А они оказались достаточно тупы, чтобы ему поверить. Когда выяснилось, что это ложь (или по меньшей мере гигантское преувеличение), они разучились решать эти проблемы самостоятельно. Вместо этого они варились в них, пропитываясь чувством оскорбленной праведности, а потом начинали трезвонить среди ночи Элеанор Ричмонд, чтобы выпустить пар.

Непозволительно было так думать. Это Эрл Стронг во всех проблемах винил сидящих на пособиях матерей-одиночек. Как будто это сидящие на пособиях матери-одиночки вызвали кредитный кризис, дефицит бюджета, упадок образования и Эль Ниньо заодно.

Каждую ночь она часами лежала, прислушиваясь к еле различимому жужжанию и позвякиванию автоответчика под подушкой в соседней комнате, снова и снова прокручивая в голове эту последовательность и ни к чему не могла прийти.

Одним апрельским утром она встала, включила кофеварку, сняла с автоответчика подушку и поставила его на воспроизведение. Сегодня сообщений оказалось четыре. Люди, у которых телефон Элеанор был записан на стенках трейлеров и муниципальных квартир, наконец начали осознавать, что она не отвечает на сообщения и поток потихоньку-полегоньку иссяк.

Одно из сегодняшних сообщений оставила женщина, говорящая на языке, которого Элеанор раньше не слышала. Она бесновался, пока машина не повесила трубку. За ней позвонили двое разгневанных избирателей. И, наконец, знакомый голос: один из политических советников сенатора Маршалла, обитающий в Вашингтоне.

– Привет, это Роджер из Ди-Си. Девять часов по местному времени.

Элеанор взглянула на часы. Было семь пятнадцать. Сообщение было записано, когда она принимала душ.

– У нас тут серьезная проблема как раз по вашей части. Пожалуйста, перезвоните, как только сможете.

Элеанор подняла трубку и набрала номер. Роджер в Ди-Си тоже поднял трубку. За месяц работы на сенатора Маршалла у нее состоялся всего один беглый разговор с ним, а кроме того, она видела его имя на множестве служебных записок.

Сенаторы – слишком важные люди, чтобы делать хоть что-то своими руками. Сенаторы были кем-то вроде султанов, которых носят туда-сюда в паланкинах, чтобы их ноги никогда не касались земли. Они являются в Капитолий, чтобы произносить речи и собирать голоса, постоянно светятся на публике, но большую часть настоящей работы выполняют несколько ключевых помощников. Этот парень, Роджер, был как раз одним из них. Это был понаторевший в работе со СМИ манерный тип, который тратил кучу времени, хлопоча о создании нужного образа сенатора Маршалла у простых мужиков на местах. Когда группа выпускников приезжала на экскурсию в Вашингтон, округ Колумбия, именно Роджер организовывал их визит в офис сенатора, фотографирование и короткую беседу.

– Привет, Элеанор, рад, что вы перезвонили, – сказал он. – Слушайте, сегодня утром мне позвонил Роберто Куатемок из Центра «Ацтлан» в Рослине.

Рослин являлся частью Арлингтона, Вирджиния, и располагался прямо через реку от родного города Элеанор. Центр «Ацтлан» был латиноамериканской адвокатской группой. Роберто Куатемока когда-то звали Роберто что-то-там – он взял себе ацтекскую фамилию, обучаясь в колледже. Среди латиноамериканцев Северо-Востока он был мало известен, но на Юго-Западе его почитали, особенно в среде рабочих-мигрантов.

Естественно, он и сенатор Маршалл испытывали друг к другу взаимную ненависть. По-крайней мере, на публике. Между собой они, по всей видимости, достигли своего рода согласия. То, что Роберто Куэтемок первым делом с утра позвонил сенатору Маршаллу, означало, скорее всего, что он в ярости.

– Он в совершенной ярости, – сказал Роджер. – Сегодня в семь утра ему звонил Рей дель Валле, и это означает, что наш дружок Рей на ногах с пяти по денверскому времени.

Рей дель Валле был денверским активистом и протеже Куатемока. Он был молод, умен, и Элеанор, которой импонировала искренность его убеждений, вполне с ним ладила.

– И что нужно Рею? – спросила она.

– Он убежден, что некую мигрантскую семью прижали в Медицинском Центре «Арапахо Хайлендс». В деле замешан маленький ребенок. Это как раз та ситуация, с помощью которой Рей способен вынести мозги всем СМИ, и поверьте мне, он это прекрасно понимает. Поэтому прежде чем он выставил сенатора новым Франциско, мать его, Писарро или кем еще похуже, пожалуйста, поезжайте туда, продемонстрируйте флаг и расскажите всем, как обеспокоен сенатор. Вы готовы записать адрес?

– Диктуйте, – сказала она.

Через пятнадцать минут она была на месте. Большую часть первой зарплаты она потратила на починку «Вольво». Дотащившись до шоссе 2 и посмотрев в обе стороны, она утопила педаль газа, вылетела на асфальт и резко повернула налево, в сторону Денвера. Меняя полосы, она просачивалась между тяжелыми грузовиками, и миновав несколько трейлерных парков, достигла индустриальной зоны южного Коммерс Сити – района, который Хармон не стал ей показывать в их первый визит сюда. Проехав зону очистных сооружений, она попала в плоское, жаркое царство складов на севере Денвера, населенное фурами и их водителями. Одна из парковок была превращена в автобусный вокзал, с которого ходили прямые рейсы в Чихуахуа. Наконец она проехала под федеральной трассой 70 и попала в искомый район.