Олег Аркадьев - Под руку с Одиночеством [СИ]

— Это просто, — сказал не поворачиваясь Волк. — Отпускаешь заранее взведенную пружину, и рука сама летит, только направление выбирай. Поняла? На, попробуй на этом уроде, — отодвинулся в сторону добрый папа.

Танюша скользнула вперед и с удовольствием выпустила на свободу свою руку. Лицо под ладошкой вмялось в обратную сторону, лезшие в драку отпрянули. Тушка «урода» сползла под прилавок.

— Не сильно, только нос разбей, — прозвучало с опозданием наставление родителя. — Н-да. Ну, хоть курточку не испачкала, — вокруг все испуганно притихли.

— Ой…

— Что делать будем? Он мертв уже. Пойдешь домой, я здесь сам буду расхлебывать…

— Вместе пойдем, я сейчас, — Танька полезла к трупу под прилавок, посмотрела на него внимательно:

«И что нужно? Как оживляют? Руки на него положить или молнии пускать?

Не смеши меня, руками не поможешь. Просто верни его к первоначальному виду. Или время сдвинь… Ё! — раздробленное лицо быстро перетекло в маленькое личико младенца, существо вздохнуло, чихнуло, открыло глазенки. Выглядело это жутко.

Дура, не настолько первоначальный! На пару минут назад верни и все!

Я волнуюсь! Сейчас, — лицо снова превратилось в мешанину окровавленных костей и вновь стало прежним, злым.»

Человек сделал вдох, открыл глаза:

— Тыварь, урониля меня! — стал трепыхаться торговец на грязном асфальте.

Танька вылезла обратно, под растерянными взглядами взяла за руку Волка:

— Пойдем домой, ладно?

— Только не рассказывай мне по дороге характеристики овощей и мяска.

— Почему?

— Если нас не забросают гирями от весов, то я сдохну от голода: рыбу-то я больше не ем.

— Еще грибы существуют, — попыталась разрядить обстановку Танька, на прощание приказывая окружающим забыть о происшествии.

— Это было в «девятом наборе»? — пролепетал вопрос оператор.

— Только работа со временем, — сглотнул комок техник. — Оживить так нельзя, нарушается общий поток бытия…

— Ты чего несешь?

— Сам не знаю. Просто в голову пришло. Вдруг.

— Представляешь, если ей вздумается до нас добраться?

Все равно пришлось многое отправлять в стирку: не принято носить одежду, которая побывала в неприятностях. Это понимал и Волк. Дома долго молчали, даже Лютик не приставал, чувствуя общее настроение.

Когда добрались до согревающего чая с имбирем, мокрая после душа голова Таньки уже стала высыхать, а Волк постепенно смирился с увиденным.

— Бери варенье, зря что ль выбирали? — папа пододвинул красивую баночку поближе к дочке. — Тебе же восполнять энергию нужно?

Танька махнула рукой:

— Чушь, — и вздохнула обреченно. — Теперь понимаешь, о чем я говорила? Веришь?

— Верю. Только ты ангел, а не дьявол, я долго думал. Воскрешают ангелы…

— Ангелы помогают стать добрее! А я всех делаю злобными скотами!

— Ты показываешь сущность человека, разве это плохо?

— Его недостатки, — кивнула в ответ Танька. — Только не помогаю исправить.

— А это и не нужно! Если человек сам не исправляет недостатки, если нуждается в помощи — никакого толка нет от такой коррекции! — подался вперед Волк.

— Я зло приношу. Видишь, что с тобой сделала? Жить после такого как?

— А по-твоему до тебя я жил?

Замолчали каждый о своем, задумчиво прихлебывая остывающий напиток.

— Она накличет беду на эту реальность, — сделал печальный вывод оператор.

— С какого перепуга? Он обещал подумать? Выводы его собственные? Не внушенные? Вот и не переживай, — успокоил техник.

Перед сном Танька поинтересовалась у Волка:

— Нас прервали, там, на базаре. Как же бороться с раздвоением языка? Если жлобов нельзя уничтожить?

— Ума не приложу. Я свожу к минимуму общение с такими людьми. И не все жлобы общаются на суржике, многие маскируются под нормальных людей. Как и не все говорящие на этом кошмаре — жлобы. Не смешивай понятия. Хотя взаимозависимость сильная, — печально вздохнул папа.

— А законом запретить не пытались?

— Толк какой? И посерьезнее законы не соблюдаются…

— Если высмеять? Стыдно неграмотным будет…

— Вот меня сейчас — рассмешила, это да! Суржиконосцы во всеуслышание с экранов телевизоров кричат, что это их язык, они гордятся этим! Тычут всем в лицо свою жлобскую натуру и хоть бы хны! В прошлом за такое заявление им бы закрыли доступ к любому эфиру, редактора программы — выгнали бы за профнепригодность. Да и саму программу, где прозвучало подобное заявление, закрыли б к чертям собачьим! А, ладно! Не надо о печальном.

— Второй раз слышу о собачьих чертях. А какие еще бывают? Котячьи? — поинтересовалась вполне искренне.

Волк сидел с отвисшей челюстью и не знал, что сказать: дочка умела озадачить.

— Ладно, узнал он правду. А дальше? — техник был серьезен.

— Не узнал, у него своя правда, заметил? — оператору было искренне жаль.

— Ты так ясно высказываешься, что мне совершенно непонятно!

— Мне тоже.

Веселое утро улыбалось, как удача игроку: редко и не каждому. Одновременно хотелось выйти к рассветной свежести и инею на сосновых иголках, зарыться глубже в теплое одеяло и мечтать с закрытыми глазами. Вместо этого Танька сладко потянулась, освобождаясь от маленького кусочка ночного уюта, и нежно пихнула ногой притворяющегося спящим Лютика.

«Придется уходить? Как думаешь?

Мне здесь нравиться. Никто не нападает всерьез.

Я много плохого сделала.

Ты не за этим сюда пришла.

Я приношу боль!

Не начинай с утра настроение портить! Посмотрим, как карта ляжет.»

Посоветовавшись с собой, Таня решила сходить на свидание с Кати. Назначить время и место оказалось очень просто и скоро две школоненавистницы бродили по унылым улицам серого городка. Невысокие старые дома с обветшалыми фасадами казались унылыми лицами холодной весны.

— Зачем ты согласилась встретиться? — поинтересовалась Кати, отпихивая ножкой грязную прошлогоднюю листву. — Я ведь тебе не интересна.

— А на свидание тогда зачем меня пригласила? На самом деле, мне очень интересно, — отрицательно помотала головой Танька. — И ты мне нравишься, и Лекси, и вообще все в вашей компании. Классно, когда умеют видеть.

— Ты сумасшедшая? Зачем загадками говоришь?

— Есть немножко, — смутилась в ответ, — люблю недосказанность.

— Тебя понять — адское терпение нужно! Как тебя папа выдерживает только…

— Мы молча понимаем друг друга. А что ты знаешь про всякое адское? Кроме терпения?

— Точно психанутая, — Кати от радости аж подпрыгнула на ходу. — Откуда мне знать такое?

— Ну ты же про адское терпение знаешь.