Уилл Макинтош - Фоллер

Укус Змеи вытер пот со лба тыльной стороной ладони и спросил:

— Ветер крутил и бросал тебя в разные стороны?

— Двигая руками и ногами, можно найти баланс. — Он уже забыл, как трудно было представить падение в никуда.

Укус Змеи прокрутил педаль: заднее колесо велосипеда щелкнуло безотказно. Убрав тиски, Укус без лишних усилий поставил велосипед на пол и, сжимая руль, подтолкнул его к Фоллеру.

— Не мог бы ты передать его владельцу? Можешь не ехать на нем, а вести рядом, тут недалеко.

Фоллер улыбнулся.

— Конечно. Куда мне идти?

— Он принадлежит жене Брюса. — Укус Змеи указал на улицу. — В нескольких кварталах от зала заседаний Совета, большой желтый дом слева. Ты его увидишь.

Укус придержал для него входную дверь. Когда Фоллер посмотрел на него и благодарно кивнул, он сохранял каменное лицо, но понимал, какую возможность давал Фоллеру для их примирения.

Фоллер катил велосипед по главной дороге. Вдруг он увидел сидящего на бампере красной машины мужчину, который спокойно ел лук прямо на улице. Любой мог подбежать и вырвать еду из рук. Но никто этого не делал. Очень странное место.

На капоте этого автомобиля была прикреплена серебряная фигурка лошади. Как люди из этого мира могут так спокойно сидеть на машинах, видеть их разбросанными по всем улицам, но не говорить, откуда они здесь взялись? Фоллера действительно мучил этот вопрос. Возможно, люди нарушают правило и разговаривают об этом только с наступлением ночи, когда лежат в постели со своими любимыми.

Двери в магазин все еще были открыты. Он замедлил ход и заглянул внутрь. В магазине было три человека — один за прилавком, остальные двое разглядывали вещи на полках и складывали их на пол. Все это происходило в полной тишине. В его мире люди говорили почти без остановки. Может, это из-за того, что им нельзя говорить о Первом Дне, — они не оглядывались на прошлое, а если на него не оглядываться, то поводов для разговоров не так уж и много. Можно только попросить кого-нибудь передать тебе молоток или спросить, почему ты не знаешь, как выглядит этот инструмент.

Фоллер прошел мимо зала заседаний Совета — дорога вела вниз. Он заметил дом Брюса, большое здание с целыми окнами и со скошенной в саду травой.

Как только он повернул велосипед к подъезду, входная дверь распахнулась и выскочил Брюс. Он остановился в нескольких шагах от крыльца, но сразу же метнулся внутрь и снова появился, сжимая в руке монтировку.

— Тебе тут не рады. Никогда, — сказал Брюс, приближаясь.

— Ты никогда не видел меня раньше, ты ничего обо мне не знаешь, но выходишь из дома с монтировкой, когда появляюсь я с твоим велосипедом?

Фоллеру нравился этот мир: здесь было более спокойно, чем в его мире или мире Бури:

— Короче, хватит пороть чушь. Откуда ты меня знаешь?

— Тебя я не знаю, но знаю твой тип. Ты погубишь это место, если кто-то тебя не остановит.

Фоллер заметил движение наверху и увидел, что двойник Орхидеи наблюдает за ними из окна. Он решил, что ему нравится слово «двойник».

— Мой тип. Ты чуть не выскочил из своих ботинок, когда повернулся, увидел меня и узнал… мой тип , — с сарказмом сказал он.

— Меня схватила судорога, — сказал Брюс. — Я ошибся. Ты здесь ни при чем.

Фоллер видел, что ничего полезного от этого человека не добьется. Он резко откинул ножку велосипеда, поставил его рядом с Брюсом и, не сказав ни слова, развернулся. В мире Фоллера повернуться спиной к человеку с оружием в руках считалось ужасным оскорблением. Фоллер надеялся, что в этом мире такие же порядки.

Питер откинул капюшон защитного костюма и оглянулся.

Он подавил желание дважды проверить двери в лабораторию. Они все равно были заперты. Он знал, что это так. Вместо этого дрожащими от усталости и болезни руками Питер стянул с себя толстовку, опустил штаны и трусы и сбросил все это в кучу вместе с пистолетом на стол.

Усевшись за стол, он глубоко и со свистом вдохнул, пытаясь набраться энергии для выполнения своего замысла.

Не сказать Мелиссе «прощай» было не самой худшей идеей. Питер не мог себе представить, что она пошла бы на все это и согласилась с его планом. На карту поставлено слишком много жизней.

Металлическая лестница была ледяной — холодели ступни ног. Он чувствовал себя как заключенный, который поднимается на виселицу.

Войдя в стальную клетку с люком, Питер посмотрел вниз на диафрагму, похожую на уставившийся на него гигантский глаз. Теперь, когда он стоял прямо над диафрагмой, Питер спросил себя, хватит ли ему смелости ввести себе метогекситал и упасть туда. Его руки вцепились в прутья клетки — и ничто не могло их сдвинуть.

Но это единственный путь. Мелиссе не придется его терять. Миллионы жизней будут спасены. Все это в обмен на несколько месяцев страшной жизни.

Он мог бы попросить Гарри помочь ему сделать это. Он сблизился с ним, но по отношению к Гарри это было бы несправедливо. Питер мог справиться в одиночку, да и Гарри уже сделал для него больше, чем любой другой друг когда-либо делал.

Глубоко вздохнув, Питер запустил таймер люка. Он откроется через три минуты. Он вытащил из пластиковой трубки шприц, положил на ладонь и вспомнил Изабеллу. Ее бледное, дергающееся тело, ужас в ее глазах.

«Мне нужно, чтобы ты посмотрел на меня, Питер. Посмотри мне в глаза. Я очень боюсь».

Из-за невероятной дрожи он промахивался и колол себя дважды, и лишь на третий раз ему удалось резко ввести иглу и надавить на поршень шприца.

Его окутала чернота…

Питер спал, но сны казались слишком старыми и поблекшими, как будто были откуда-то из детства. Он не мог вспомнить, откуда они, но от самой этой мысли по коже бежали мурашки.

Питер открыл глаза. Далеко вверху виднелись ржавые стальные рамы. Он повернул голову: его двойник сидел на такой же каталке напротив него, думая о чем-то. Тут Питер вдруг вспомнил, что в его плане он, настоящий Питер, сейчас умрет. В этот миг ему захотелось бежать отсюда.

Он громко рассмеялся.

Другой Питер поднял глаза.

— Что такое?

Питер стоял и дрожал.

— На минуту я задумался о том, чтобы убежать от тебя и от моего собственного тщательно продуманного плана.

Другой Питер улыбнулся.

— Знаешь, что еще забавнее?

— Что?

Другой Питер ждал, давая первому время, чтобы тот догадался сам, но потом наконец сказал, вяло улыбаясь:

— Еще забавнее то, что ты даже не знаешь, какой ты Питер.

Потом обвел взглядом лабораторию и понял, что что-то пошло не так. Он сидел под другим проводящим каналом. И он чувствовал себя прекрасно — никакой головной боли и дрожи.

Другой Питер, настоящий Питер, неспешно прошел по бетонному полу и забрался в химический бак. Он был ему по шею. Питер вспомнил, как неделю назад забирался в этот бак, вспомнил холодное, ужасное, безнадежное чувство, которое испытывал, стоя там. Только он теперь был не Питер. Питер существовал всего три минуты.