Максим Бочковский - Нераскрываемые преступления

Из задумчивости Сергея вывел звонок мобильного.

— Да.

— Привет, это я! — прозвучал несколько взволнованный голос Керенского.

— Да, Петь, слушаю тебя внимательно.

— Ты на завтра выходной взял?

— Ну, да.

— Отменяется. Кажется, у нас появилось «нераскрываемое преступление».

— Кто сказал?

— Артемьев. Подробности завтра. Сам ещё ничего не знаю.

— Ладно, свидимся. Пока.

Вот это ничего себе! Вчера он думал, что скорее ад замёрзнет, чем начальник поручит им расследовать «нераскрываемое преступление» и вот теперь вытаскивает подчинённого из заслуженного выходного! Неужели кто-то ненароком подстрелил Юрия Л. во время приема им ванны с пеной? Хохотнув, Томченко положил телефон в карман и побрел к дому. Надо лечь сегодня пораньше, чтобы завтра с утра быть в форме.

Появившись на следующий день на работе, Сергей первым делом забрёл в свой старый кабинет. Тот самый, где он когда-то складывал в стопку папки с нераскрытыми делами и шутил с Керенским по поводу кофе. Ничего не изменилось. Его стол такой же, как тогда, когда он видел его в последний раз. Прошёл, потрогал рукой, случайно посадил занозу. Улыбнулся, вспомнив как много лет назад, уложил на него Петра, шутливо придушив галстуком за то, что он сбросил папки на пол. Это были его, Томченко, папки, с его, Томченко, нераскрытыми делами, и только он, Томченко, имел право столь непочтительно обращаться с ними. Так он и заявил молодому помощнику, после того, как тот принял вертикальное положение.

Следователь не был здесь с тех самых пор, как закрылся его отдел и теперь с интересом разглядывал такую родную и такую далёкую обстановку. Убогонький кабинетик! Как он его любил, а, порою, и ненавидел всей душою. Разное бывало, но это был его кабинет, его стол, его жизнь.

— Я знал, что ты будешь здесь!

Обернулся на голос и увидел начальника.

— Скучаешь? Знаешь, а я ведь тоже.

Поверить невозможно. Артемьев с сентиментально влажными глазами!

— Кто вы и что вы сделали с замам генерального прокурора?

Улыбнулся.

— Ладно, я тебя не для воспоминаний на работу вызвал. Пройдём в мой кабинет, дело есть.

Вот теперь это больше похоже на начальника.

В просторном кабинете уже заседал Керенский. При появлении старших товарищей он лишь на секунду оторвался от чтения папки с какими-то материалами.

— Что случилось? Инопланетяне штурмуют Землю?

— Нет.

Артемьев занял место за своим столом.

— Ты ещё помнишь такого человека — профессора Нарштейна?

— Ещё бы! Работал над сверхсекретной программой по пересечению параллельных вселенных! А что?

— Он пропал.

— Как это? Подождите, как пропал? Я думал он погиб при взрыве оборудования в здании университета.

— Нет, до последнего времени был жив и здоров, — включился Пётр. — Настолько здоров, что потребовал недавно для себя телеэфир.

— Что?

— Мероприятие было назначено на вчера, но позавчера профессор таинственным образом исчезает. Ни звонка, ни какого-либо другого упоминания о себе.

— А ведь неделю назад он обещал журналистам сенсацию, — подхватил зам. прокурора. — Собрали пресс-конференцию, пригласили специалиста, по просьбе самого Нарштейна, кстати сказать, и вот, на тебе!

Сергей задумался.

— Но это ещё не всё, — прервал затянувшуюся паузу Керенский. — Давайте дальше.

Артемьев кивнул.

— Узнав о случившемся, я решил сам всё проверить, не полагаясь ни на кого. Я отправился по адресу, где проживал профессор и опросил соседей. Оказалось, что недавно неподалёку от его дома слышались выстрелы. А знаешь, когда именно?

— Ну?

— Позавчера. Как раз тогда, когда ученый вечером не вернулся домой с работы. Ты понял?

— Думаете, его похитили?

— Однозначно! Вопрос лишь в том, жив ли он, или уже плавает лицом вниз в какой-нибудь Москве реке?

— Трупы обычно имеют свойство рано или поздно обнаруживаться, так что пока это не произошло, будем исходить из того, что профессор всё же скорее жив, чем мёртв.

Следователь поднялся и заходил по кабинету.

— Надо так же исходить из того, что он пригрозил своему преступному сообществу разоблачением. Иначе, зачем ему телеэфир?! Думается мне, он решил о чём-то таком рассказать! О чём-то таком, что совсем не нужно было его работодателям.

— А с чего это он решил? — поинтересовался Пётр. — Как мне помниться, он был «верным ленинцем» и работал на благо своего, как ты выразился, преступного сообщества.

— Ну, может, надоело людей-то обманывать? Может, совесть у человека проснулась?

— Может быть. Хотя не верится что-то.

— Что у нас, вообще, есть по этому делу?

— А ты вон отбери у Керенского папку, пока он её домой не уволок, — сыронизировал начальник. — Там пока ещё немного, но это то, что я успел нарыть.

— Ладно, почитаю! Но что-то мне подсказывает, что времени терять нам нельзя. Предчувствие беды не покидает. Надвигающейся неотвратимой трагедии.

— У тебя есть конкретные предложения?

— Мы можем же установить слежку?

— Может! Только за кем?

— Следователем Задоски. Авось да выведет он нас на что-нибудь.

— Верно, — кивнул Пётр. — А я и забыл напрочь об этом фрукте.

Артемьев потянулся к трубке.

Выйдя из кабинета, Томченко пошёл, было, по коридору, но тут его взяли сзади за руку.

— Что ты там говорил о неотвратимой трагедии? — с беспокойством поинтересовался молодой помощник. — Уверен — это не просто предчувствие. Мне-то ты можешь сказать.

Сергей вздохнул.

— Когда я в последний раз был ТАМ, у меня возникло странное чувство. Как будто на временном горизонте происходит что-то странное.

— На временном горизонте?

— В будущем! Причём обозримом, поскольку в далёкое будущее я даже при желании не смог бы заглянуть. Однако тогда я был всецело поглощен тобой и твоим спасением и просто не придал этому значения. Теперь же, анализируя, я прихожу к неутешительному выводу.

— И что там было?

— Перепад температур. А знаешь, в каком случае может произойти такой сильный и резкий перепад температур, что даже ТАМ отразится?

— Просвети!

— Это война, Петь. Сначала взрыв, огонь, жар снесёт всё на хрен, ну а затем долгая ядерная зима положит конец человеческой цивилизации.

— Господи, — только и мог вымолвить потрясённый Керенский.

Предновогодний вечер в Париже выдался на редкость спокойным. На город только что опустились густые сумерки, и Эйфелева башня, во всём своём великолепии огней, красовалось над мирно отдыхающей после тяжёлого дня столицей Франции.

Подтянутый господин средних лет с тросточкой в одной руке и большим дипломатом в другой, кутаясь в тёплый плащ с поднятым воротником, нервно переминался с ноги на ногу. Он то и дело посматривал на золотые карманные часы, оглядывался по сторонам, явно ожидая кого-то очень важного.