Максим Бочковский - Нераскрываемые преступления

— Посмотрим, кого после моего выступления признают умалишённым!

После оглушительного хлопка дверью, «советник» схватился за голову.

— Он не блефует, — сказал кто-то.

— У него большой авторитет в научных кругах. Никто не откажет в телеэфире профессору Нарштейну.

— Чёрт, — высказался штатский.

В до краёв наполненном людьми зале, мелькали огни, и играла музыка. Все дискотеки похожи одна на другую. Везде танцы, если, конечно, это вихляние можно назвать танцами. Везде молодые пары, фривольно ласкающие друг друга. А иногда и более того. Например, сейчас Пётр Керенский наблюдает, как парочка влюблённых уже потихоньку начинает переходить ко второй стадии этого увлекательного занятия. Молодой следователь поморщился. Он никогда не понимал страсть к сексу в публичных местах, и смотреть на это ему тоже не доставляло удовольствие.

В этот момент в поле его зрения появилась молодая красивая девушка. Брюнетка с большими чёрными глазами обхаживала молодого человека, который, казалось, не очень-то хотел танцевать с ней. Все его мысли занимала блондинка неподалёку. Пётр стал не спеша пробираться к девушке. Голос Влада Сташевского пел некогда известную, а ныне хорошо забытую песню.

— Извините. Можно вас на танец? — спросил Керенский, подойдя к девушке сзади.

Как только та обернулась, он понял, что не ошибся, мгновенно утонув в этих бездонных чёрных глазах. Девушка тоже в первый момент хотела что-то сказать, как показалось парню, нелицеприятное, но затем захлопнула ротик и улыбнулась.

— Привет, красавчик! Не возражаю.

Вдруг песня, как по заказу, сменилась на довольно нехарактерную для дискотек «Эти глаза напротив», в исполнении Ободзинского. Публика в замешательстве застыла, а вот Пётр, напротив, закружил партнёршу в танце, с удивлением отметив, что девушка тоже неплохо вальсирует. Внезапно музыка снова сменилась. Видимо, что-то, где-то очень удачно заело. В стороне послышался звук удара, затем падения. Девушка прильнула к Керенскому, тот улыбнулся.

— Не волнуйся. Кому-то морду набили. Бывает такое.

— Может, уйдём? А то, как бы не попасть под раздачу.

Парень хохотнул.

Выйдя из здания, молодые люди направились к машине Петра.

— Позвольте!?

Керенский открыл перед дамой дверцу и посадил её на пассажирское место. Затем обошёл вокруг машины, сел сам и тронулся с места.

— Так как вас зовут, вы говорите?

— А я не представлялась!

— Так представьтесь!

— Диана!

— Вы цыганка, Диана?

— Нет. Почему ты решил?

— У вас что-то есть во внешности.

— Я колдунья!

С завыванием протянула девушка.

— Ясно.

— Ой, останови здесь, пожалуйста.

— Где?

— Вот тут. У перекрёстка.

— Я тебя домой отвезу.

— Нет. Мне тут дойти-то.

— Ну, хорошо.

Пётр притормозил. Диана вышла.

— Когда мы увидимся?

Девушка заглянула обратно в машину и поцеловала парня, сунув ему в руку некую бумажку.

— Когда захочешь.

Затем пошла прочь, даже не обернувшись. Скоро в сумраке позднего вечера силуэт девушки пропал, как мираж или наваждение. Керенский посмотрел на бумажку, оставшуюся в кулаке. Визитка с телефоном. Молодому человеку вдруг показалось, что фонари вдоль дороги стали гореть ярче.

В длинной, шикарно обставленной зале, царило возбуждение. На многоэтажных ложах, расположенных на манер сидений на стадионах, покоились красные мягкие диваны. На полу — ковёр. Над головой — огромная сверкающая люстра. Стены, казалось, были отделаны золотом. А на полукруглых деревянных дверях, находящихся по обеим сторонам залы, были вырезаны змеи. Почтенная публика, сидящая на диванах, переговаривалась между собой на латыни. Вдруг один из присутствующих встал и, заняв место за кафедрой в центре залы, заговорил по-русски. Это был немолодой человек с пышной седой бородой и жёлтым, скорее всего золотым, медальоном на груди.

— Здравствуйте, братья мои. Добрый вечер всем собравшимся. Снова мы собрались в моей стране и снова по неприятному поводу. Все мы знали о предсказании и о коде. Давно знали. С тех пор как Майкл Дроснен вскрыл конверт.

— А некоторые и раньше, — донеслись с места слова, произнесённые на английском языке.

— А некоторые и раньше, — подтвердил выступающий, бросив взгляд на сидящего с опущенной головой старца, — но не об этом речь. Нужно что-то решать, братья. Пророчество сбывается с ужасающей точностью. Теперь уже нет сомнения, все линии сойдутся в часе Х. Последнем для нашей планеты и нас с вами часе.

— Как, Людвиг? — задыхаясь от страха и ярости, начал другой человек, говоря по-французски. — Как мы допустили такое?

— Просто, брат Роулинг. Война с Камуром затуманила нам глаза, да и мы с вами до последнего времени придерживались разных взглядов.

— А может обратиться за помощью к Камуру? — с надеждой спросил на иврите самый молодой, из собравшихся здесь.

— Нельзя этого делать. У нас слишком шаткий союз.

— Думаете, они откажут нам в помощи?

— Не откажут, но это всё равно как-то да отразится на двусторонних отношениях, что не желательно.

— Что же делать?

— А что мы можем?

— Но мы уже спасали мир раньше, — напомнил тот, кого назвали Роулингом.

Мастер Людвиг усмехнулся.

— Помнится, в последний раз мы его чуть сами не уничтожили.

— А как же Карибский кризис?

Зал зашумел. Людвиг принялся успокаивать возбуждённую толпу.

— Успокойтесь, братья мои. Пока я здесь председательствующий, всяческие выкрики с мест и перешёптывания недопустимы.

Понемногу порядок восстановился, и великий мастер продолжил:

— Мы собрались здесь сегодня, чтобы обсудить проблему, но я до сих пор не услышал ни одного дельного совета по выходу из создавшейся ситуации.

— А может обратиться к профессору Ксандру? — предложил кто-то на турецком.

— Эта «ошибка природы» уже сделала всё, что могла, — возразили ему на итальянском. — Они все делали всё, чтобы только себя, любимых, спасти.

— Согласен! Сотрудничество с такими людьми позорно для нас, но за ними сила государств. Не только России. Над проектами работало большинство крупнейших стран мира.

— «IPNJ», — сообщил пожилой гладковыбритый господин по-английски. — Наши люди уже почти вышли на эту организацию, но они, кажется, заметили нас и затаились.

— Вы уверены, что к ним не подкопаться?

— Мы пытаемся, но они стали ещё более осторожны, а на всех их научных открытиях стоит гриф «секретно». Даже наша верхушка не имеет доступа к этим документам.