Д Кузиманза - Трое из двух [СИ]

— Э-э-э, — сказал Виктор. — Мы пойдём погуляем. Так приятно на улице ночью.

Мамы равнодушно кивнули и продолжили свою беседу.

Только на улице Августа заговорила:

— Что это всё значит? Я почти ничего не поняла.

— Я тоже, но кое-что меня… Знаешь, их разговор был похож… да, похож на мысли. Знаешь, как мы думаем? Обрывками, которые соединяются чувствами. Но чувства собеседнику недоступны. То есть, нам с тобой. А они как будто понимали, что каждая… И тут я понял, чьи это мысли.

— Чьи?

— Мои.

— Ты так сложно мыслишь?

— Иногда такое придёт в голову, что сам удивляюсь. А после разговора с отцом у меня всё время крутится в голове кое-что странное.

— Подожди, — Августа нахмурилась. — А при чём тут твои мысли?

— При том. Пошли!

— Куда?

— К магазину.

— Зачем?

— Он работает круглосуточно, и я хочу кое-что проверить.

— Что?

— Скажу, когда подойдём.

Магазинчик освещал улицу, как большой фонарь. На витрине реклама напитков закрывала внутренность помещения. Когда вошли, то никого не обнаружили. Виктор задумчиво кивнул.

— Ну и что? — спросила Августа. — Тут есть подсобка. Продавщица там.

— Нет, вряд ли, — он пошёл вдоль полок с коробками, банками и бутылками. — Ага, так я и думал.

— Что там?

— Иди сюда. Только не пугайся!

— Чего? Ой!

Девушка, которая час назад продала им ветчину, горошек, хлеб и масло, сидела на стуле с открытыми глазам. Неподвижная, как манекен.

— Что с ней? — Августа осторожно коснулась её руки.

— Сейчас мы должны быть у моей мамы. И до утра. Так было решено ещё днём, так?

— Так. Но я не понимаю…

— Я тоже не понимаю, но догадываюсь. Мы дожны были поужинать, немного поговорить втроём и лечь спать. Но актриса проявила инициативу. Точнее, я подумал, как жаль, что наши мамы не знакомы. Ну, пришло в голову. А так как автору и режиссёру понадобился отдых, то им стал я. Впервые с тех пор, как мы здесь.

— Где "здесь"?

— В этом городе, который мы узнали и приняли за свой.

— О чём ты, я не понимаю?

— Когда появилась твоя… ммм… мама, ты испугалась.

— Нет, я только…

— Смелее. Что ты тогда почувствовала? Или что подумала. Говори, говори!

— Это нелепо, понимаешь?

— Да, понимаю. Что?

— Мне почему-то показалось… ну, просто глупость какая-то, честно, Вить.

— Тебе показалось, что твоя мама уже умерла. Лет десять назад, да? Ты удивилась, что она жива.

— Что-то вроде этого. Ужасно глупо.

— Нет, не глупо.

— Что? Ты о чём?

— Вот что: Гришка живёт в двух кварталах отсюда, пошли к нему.

— Пошли, — согласилась Августа, хотя очень хотела спросить: "Зачем?" — но у друга такой мрачный вид!

По пути миновали платную стоянку. Охранник стоял возле ограждения такой же неподвижный и странный, как девушка из магазина. Августа вопросительно посмотрела на Виктора.

— Я знаю столько же, сколько ты, — ответил тот.

До Гришкиного дома шли молча, только заглянули в ещё один магазин. Виктор гулял по этому району всего один раз, уже не помнил, как всё было. Зато магазин помнил отлично.

Да, внутри ничего не изменилось. Даже продавщица и покупатели. У прилавка с колбасами стояла женщина, а двое мальчишек ели мороженое в вафельных стаканчиках. Точнее, держали мороженое возле лица. Пожилой мужчина нагнулся к сумке на полу.

Выставка манекенов?

Виктор дотронулся до руки одного мальчика. Тёплая. Обычная рука. Августа прикоснулась к щеке продавшицы. Обычная щека. Живой человек?

Переглянулись и выбежали на улицу. Что происходит?

Наконец пришли к нужному дому, поднялись на третий этаж.

— Они уже спят, — неуверенно сказала Августа.

— Надеюсь, но вряд ли.

Долго звонили в дверь. Слышали пронзительные трели звонка. И больше ничего.

— Вот так.

— А может быть…

— Пошли!

Спустились и вышли на улицу. Виктор внимательно посмотрел на тёмные окна, потом пробормотал:

— Это подойдёт.

Указывал на дерево, раскидистые ветки которого достигали высоты четвёртого этажа.

— Но в квартире темно, ты ничего не увидишь.

— Есть фонарик… хотя… а, пожарная лестница, я и забыл!

— Но она в стороне от окна.

— Дотянусь.

— С ума сошёл.

— Ещё нет.

Подпрыгнул несколько раз и наконец ухватился за нижнюю ступеньку. Подтянулся, уцепился ногой, полез выше по мокрой и поскрипывающей лестнице. Добравшись до уровня третьего этажа, стал на карниз ("Хорошо, что он есть, а то как бы я выглядел перед Августой?") и начал продвигаться в сторону окна. Сам не понимал, что толкает его на эти безумные поступки.

Одна створка окна была приоткрыта. Хорошо, что здесь старые окна, и рамы распахиваются, а не поворачиваются. Уже с подоконника крикнул Августе:

— Поднимайся к двери, я тебе открою.

— Вить, сейчас они…

— Поднимайся, говорю!

Был в этой квартире тысячу раз. В темноте, не глядя по сторонам (хотя в углу светился экран телевизора), уверенно прошёл в прихожую. Почти машинально включил свет.

Григорий стоял у двери, где был, когда Виктор уходил отсюда в последний раз неделю назад. В руке держал телефон. Конечно, ведь сегодня они разговоривали по телефону.

Виктор открыл замок, впустил девушку. Она растерянно смотрела на него:

— Никого нет? Ой!

Испуганно обошла Григория.

— Убедилась? — Виктор зашёл в ванную, кое-как отряхнул (скорее размазал) грязь с брюк и куртки, вымыл грязные руки. — Он на том же месте, где я видел его в последний раз. Вроде бы видел. В своём здешнем прошлом.

— Каком здешнем? Вить, может быть, это какая-то болезнь? Эпидемия? Может быть, заявить…

— Куда? Везде будет то же самое. Пойми, он спит!

— Кто?

— Дин. Он спит, и всё остановилось, понятно?

— Остановилось?

— Да! С того дня, когда мы прошли три двери и вернулись, прошло полгода? Ничего подобного!

— Вить, что с тобой? Что ты говоришь?

— А ты разве не помнишь, что мой отец жив, а мама умерла? Разве не помнишь, что показывала мне фотографию покойной мамы?

— Ой, да. Но…

— Вот именно. До маминой квартиры мы были тоже актёрами, потому что Дин не спал. А сейчас он отдыхает, поняла? За сутки он устал, конечно. Ну, и подумал, что никуда мы не денемся и тоже ляжем спать. Пошли!

Вернулся в комнату, ведя её за руку. Родители Гришки сидели перед телевизором. Такими он видел их в последний раз. Экран светил пустотой…

Вышли на улицу молча. Августе очень хотелось заплакать, но она стеснялась. Что толку в плаче, когда Виктору, как и ей, не по себе?

— Значит, ты думаешь, что мы не вернулись домой? — наконец спросила она. — Что действительно прошли через три двери, и это какая-то виртуальная реальность? Что Дин перенёс нас сюда на самом деле? Но слушай, он же говорил о деревне, о санатории.

— В деревне и в санатории находится он сам. А мы — здесь. Но у меня есть идея. Поедем к Дину. К тому "Дину", которого знаем здесь.