Ксения Сергеева - Ткач

И Фин рассказал, не отдавая себе отчета в том, что о некоторых вещах лучше было бы умолчать, какие-то выразить иначе: он захлебывался словами и отчаянно жестикулировал, сам удивляясь тому, откуда взялось почти безграничное доверие к неизвестному старику. С другой стороны, что разбитый артритом человек мог бы ему сделать?

Долгие несколько минут после завершения повествования старик молчал, затем пожевал губами воздух и произнес:

— Ты актер?

— Нет, — Фин удивился подобной реакции, потому пребывал в некотором замешательстве. — Правда несколько раз я позволил себе не быть тем, кто я есть на самом деле. Вы помните, я рассказывал…

— Да-а-а, помню. Странный ты. Зачем с братом не пошел? У тебя был бы почет, уважение…

— Или смерть. Я до сих пор не знаю точно, что с ним.

— Да всё с ним в порядке, — дед с такой уверенностью махнул рукой, словно точно знал, что происходит по ту сторону полотна, о котором и узнал-то несколько минут назад. Фин списал подобное поведение на старческое понимание бренности и волнений.

— Быть может, но, как бы то ни было, теперь я здесь. И совершенно не представляю, что это за эфир.

— Не хуже да и не лучше других… — так же спокойно заявил старик, помолчал и добавил: — Надо думать, что не хуже и не лучше.

— Расскажете мне?

Фин понял, что никто в этом дворе не будет смеяться над его историей, не сочтет сумасшедшим, хотя по реакции собеседника ясно видно, что ни о каком Саоссе, Владыке и Полотне здесь слыхом не слыхивали. Здесь даже и магии-то особой нет, только чье-то неуловимое вмешательство. Впрочем, об этом он подумает позже. Слишком уж многое произошло с ним за последние… сутки? несколько часов? недель? Между тем, старик, внимательно глядящий на Фина, набил трубку, закурил и прокашлялся:

— Я-то расскажу, вот только говорить придется долго, — и он рассказал о войнах, убийствах, политике, о далеких горах, о цветущей вишне, о больницах и школах, о государствах и полетах за пределы планеты. — … И там точно нет никакого полотна, одни лишь звезды.

— Странное место. Вполне может быть, что Дно именно такое и есть. Эфир без Полотна, вне Полотна, за чертой привычного нам, но как же он держится, на чем стоит?!

— Это к физикам, а я об этом и знать не хочу.

— А кем ты был?

— Я-то? — старик словно замешкался с ответом, подбирая слова. — Да кем я только не был! Меня Максом зови. А большего и не нужно знать. Тебе есть куда идти, блуждающая душа?

Только сейчас Фин осознал, что приближается ночь: двор заволокло постоянно удлиняющимися тенями, яблони гнулись под порывами уже холодного ветра, солнце как-то уж очень быстро скрывалось за горизонтом. На мгновение Фину стало страшно, а Макс только сидел и смотрел на него угольно-черными глазами, ничего не выражающими, словно не глядящими на мир, а отражающими его. Фин поежился, страх отступил.

— Нет, но я что-нибудь придумаю.

— Ага, придумаешь, а потом упекут тебя в психушку, и что мне прикажешь делать?!

Фин не стал спрашивать, что такое «психушка», только пожал плечами. Непривычно было видеть человека, который готов взять на себя ответственность за странника в чужой стране, тем более, неудобно было пользоваться первым же знакомством, однако выбора у него не оставалось.

— То-то же! Поживешь у меня. Дом у меня хоть и не большой, но свой, никто сюда не ходит, так что тихо тут.

Кряхтя Макс поднялся и поковылял к дому, скрытому в мрачной тени сада. Когда входная дверь открылась, Фин невольно поморщился: большего хаоса он никогда еще не видел. Сломанная мебель поскрипывала ветхостью, ковровые дорожки утопали в слое пыли и земли, в стойке для тростей и зонтов странным букетом расположились лопаты и грабли, из-за двери, ведущей предположительно в кухню, тянуло запахом прелых яблок и гнилого мяса. Не обращая внимания на остановившегося у порога гостя, Макс поднялся по лестнице, остановился в пролете и обернулся:

— Никаких роскошеств тут, конечно, нет, но располагайся. Моя спальня наверху, есть там еще комната, есть чердак, есть еще внизу диван, — Фин покосился на кривобокую кушетку. — В общем, чем богаты. Устал я, пойду полежу. Сплю я мало, а вот полежать люблю. Ты спи, если найдешь чего в холодильнике, то угощай себя сам, а меня не тревожь пока.

И он, тяжело дыша, отправился дальше по лестнице, оставляя Фина в одиночестве. Какое-то время тот постоял у входа, затем неуверенно прошествовал по скрипящим половицам к кушетке, недоверчиво присел, опасаясь тут же рассыпать «диван» в прах, затем прилег и провалился в черную мглу сна.

Несколько недель прошли незаметно. Фин порадовался, что сутки здесь измерялись точно так же, как на его родине, точно так же билось с жизнью время, даже люди не столь отличались от тех, кого ему приходилось встречать прежде. Фин занимался ремонтом дома, Макс курил в саду трубку, а в полночь неизменно поднимался в свою комнату, куда никогда не пускал соседа. Фин же не пытался вмешиваться в и так разрушенный нежданным вторжением постояльца мир старика. Поначалу они много разговаривали, а затем Макс махнул рукой на шкатулку на каминной полке:

— Там деньги, езжай в город и сам смотри, чего хочешь…

Фин не отказался от предложения, и теперь почти каждый день пропадал на улицах. Ему нравились парки, шумные магистрали, бурлящий центр. Иногда он бродил по пригородам, иногда часами просиживал на скамейке у какого-нибудь торгового центра. Он знакомился с людьми, хотя те и не подозревали об этом. Их мысли были открыты ему. Чего раньше Фин не знал, то легко мог прочесть в книгах и размышлениях тех, кто проходил мимо. Но однажды…

Женская туфелька просто упала прямо перед ним на тротуар, за ней — вторая. Фин поднял голову вверх и улыбнулся. Ему необязательно было видеть то, что происходило на крыше, бурю эмоций он чувствовал и без того, вот только так ясно и жадно захотелось посмотреть на женщину, которая способна столько чувствовать в одно мгновенье. Он едва сдержался от того, чтобы сразу же войти в здание, но затем решил подождать немного, всего один день. Зачем? Он не мог объяснить.

— И дались тебе эти туфли? — Макс явно был недоволен тем, что собирался сделать Фин. — Пусть бы и валялись они там хоть до скончания века!

— Я должен ее увидеть, понимаешь?

— Не понимаю. И понимать не хочу. Дура какая-то швыряется обувью, а он уже как влюбленный сосунок!

— Чего ты разворчался, Макс, я всего лишь…

— Всего лишь, всего лишь… Вот увидишь, женщины не доводят до добра, ни одна из них. Знаешь, сколько войн велось ради продолжения рода, ради простого акта соития?

— Причем здесь…

— Да ни при чем. Тоже мне, Золушка!

Фин растерянно пожал плечами, но все же аккуратно уложил находку в коробку, твердо решив завтра же встретиться с той, что так неосмотрительно дала ему для этого повод. Фин не очень понимал, почему его так тянет к ней, что в ней или около нее так привлекает его. Он почти чувствовал флёр опасности, тянущийся за ней, но никак не мог определить его природу. Это интриговало. И после долгих дней молчания Фин впервые был готов заговорить с кем-то, кроме Макса, и не собирался отказывать себе в этом удовольствии.