Ксения Сергеева - Ткач

— То и значит. Твой мир к нашему имеет отношение только благодаря ему.

— Как? — Фин переводил взгляд с Сида на Фауста и обратно.

— Не знаю, просто чувствую.

— Но вы можете помочь?

Сид кивнул, Фин на вопрос Алекс только пожал плечами, затем кивнул: если брат говорит что-то, значит, так и есть.

— Тогда помогите! Сколько еще ему мучиться, да и зачем?! Он ведь всего лишь ребенок, бедный несчастный ребенок!

Сид молчал. Потоки Первоначального здесь чувствовались так слабо, словно бы их и не существовало на самом деле. Вся эта комната была пронизана отчаянием и, словно занавесом, была укрыта от какого бы то ни было вмешательства. Фин вглядывался в лицо близнеца, силясь понять мысли брата. Зеленый и голубой схлестнулись. Сейчас братья понимали друг друга без слов. Как, почему они решились на очередное вмешательство, последствия которого могут быть непредсказуемыми, они не знали, только остро ощущали, что именно сейчас они поступят правильно.

Алекс обернулась в дверях, которые прикрывала, спасаясь от любопытствующих взглядов медсестер, когда пальцы близнецов слились. Они стояли по обе стороны кровати с вытянутыми навстречу друг другу руками, а между ними лежал в плещущемся лиловом свете больной мальчик, который никак не хотел просыпаться. Александра поймала себя на мысли, что время вокруг них умерло, перестало существовать. Ни Сид, ни Фин, казалось, не дышали, не двигались складки одежды, не менялись выражения лиц, не подрагивали веки, только блики, рвущиеся из-под их пальцев, укутывали Фауста в кокон, вытягиваясь в нити, теплые и прозрачные.

Недалеко журчал ручей. Его прохлада путалась с солнечными лучами и висла на ветвях низких старых рябин. Трава, достигавшая коленей, склонялась под лаской ветра. Сид оглянулся. Фин смотрел на брата, стоя рядом с мальчиком, сидящим на земле.

— Ты заставил меня ждать, Сид. Мы с Фином уже поговорили однажды, а вот ты всё никак не желал показаться мне, — улыбка тронула тонкие губы.

— Кто ты?

— Все так любят спрашивать у меня одно и то же, — казалось, ребенок откровенно скучал. — Впрочем, какие уж теперь секреты и недомолвки… Один пророк однажды спросил, как меня зовут. Я сказал, что моё имя Эф. По первой букве имени, что дала мне женщина, ухаживающая за моим телом. Своего настоящего имени я не помню, да и не нужно оно мне…

— А что тебе нужно?

— Место, в котором я мог бы отдохнуть. И я его создал…

— Здесь красиво… — Фин сорвал белый цветок, бутон тут же рассыпался сияющим песком в его пальцах.

— Как и в Саоссе, как в Эртее, как в том мире, где люди живут в белых городах посреди океана, как там, где поклоняются звездам, словно богам… Красиво и можно отдыхать.

Близнецы переглянулись, а Эф, помолчав немного, продолжил:

— Когда у тебя не остается тела, всегда есть выход — выход за его рамки. Я — всего лишь тот, кто выдумал миры, в которых вы — творцы. Первоначальное — моя сила, Полотно — иллюзии, ткань между тем, что уже придумано и тем, что предстоит детализировать…

— Ты… — Фин опустился в траву, — ты всего лишь ребенок!

Эф пожал плечами, поднял взгляд на Сида, тяжелый и холодный, но в то же время и отчаянный. Сид вздрогнул и отвел взгляд.

— Многие бы с тобой согласились. Однако я не думаю, что мне стоит доказывать обратное, пытаясь обнаружить свою силу. В своем воображении я ничем не ограничен…

— Выдумал нас? — выдохнул Сид.

— Выдумал. Очень просто отпустить свое сознание путешествовать, когда из тебя выбивают жизнь… И когда оно возвращается, оно знает куда больше тела… Правда жизнь вернуть не может…

— И ты жил через нас…

— Ты умен, ты Ткач недаром.

— Я пока не…

— Станешь. Или нет. Я не знаю, что произойдет, когда вы расцепите пальцы, пробуждая меня моей же силой. Можно было бы просить вас остановиться, но уже поздно… Последний спектакль поставлен, декорации не имеют ценности, как и время, как и мысли, как и всё остальное.

— Но я существую! — Фин вскочил на ноги.

— Так же, как и любовь, дружба, подлость или душевная боль. Да, ты существуешь.

— И моя жизнь, моя память, мой мир!

— И они тоже. Они скреплялись мною и моим желанием, сейчас вы направите его в другое русло. Что будет скреплять материи, к которым вы привыкли потом, я не знаю.

— Ты всего лишь перепуганный мальчишка! Больной ребенок! Этого не может быть!

— Коснись дерева.

Повинуясь порыву, Фин коснулся теплой серой коры. Пальцы его не проникли в ткань рябины, они ощутили лишь плотный шершавый ствол.

— Твой брат тоже не может здесь проявить ни одной своей способности. Потому что сейчас я лишил их вас. Здесь. На поляне белых цветов, — Эф улыбнулся Сиду.

Только сейчас братья заметили, что среди травы цветет множество белых цветов. Они покрывали всю поляну густым покрывалом, словно только сейчас распустившим для них ароматные бутоны.

— Каждый, кто вспоминает о вас, здесь, — Эф вновь улыбнулся, обводя поляну рукой. — Ты ведь искренне верил в то, что рассказываешь маленькой девочке, чтобы она слаще спала и не волновалась понапрасну, так?

— Да.

— И не случайно мы оказались здесь… Быть может, цветы смогут помочь вам.

— Долго мы еще пробудем здесь?

— А что? — лукавый прищур темных глаз. — Хочешь, чтобы я рассказал тебе все тайны мироздания?

— Не знаю…

— Возможно, я хочу напоследок дать вам шанс… — Эф поднялся с травы. Худые его пальцы коснулись головки одного из цветов, оторвавшийся лепесток поплыл по воздуху, повинуясь порыву ветра. Мальчик долго смотрел ему вслед. — Там, где я проснусь, то место, которое вы называете Дном. Возможно, единственно реальное, а оттого, самое нереальное. И потому я смогу дать вам шанс проснуться там вместе со мной. Или уйти туда, откуда вы пришли. В любом случае, возврата оттуда вам уже не будет.

— А что будет?..

— То, во что вы поверите. Или не поверите. Никто не помешает тебе, Ткач, верить в то, что все это — лишь сон.

Сид молчал. Он глядел на брата, который не двигался, смотрел себе под ноги, но будто воевал со всем миром, с самим собой, с каждой каплей вдыхаемого им воздуха, с каждым из своих воспоминаний.

— Фин…

— Я хочу жить там, где всё — настоящее! Чувства, слова, жизнь! Настоящее! Идем с ним, идем, и может, всё получится.

— Меня ждет Тилл.

— Она всего лишь выдумка! Фантазия! Сон!

— Она — моя жена. Там — моя мать, мой дом, полотно, всё то, что держит вместе эфиры.

— Ты ведь понимаешь, что и они — только неверно взятая нота…

— Или чистейший звук, вымеренный камертоном. Я не знаю, но хочу узнать.

— Ты просто исчезнешь? Позволишь мне быть без тебя?

Сид кивнул, глядя в глаза брату. Ему отчаянно хотелось верить в то, что происходящее и в самом деле только сон, скоро он проснется и поймет, что до сих пор находится в Саоссе, на вершине Арифилона, в постели магистра рядом с Иритаей, но только не на этой потрясающей красоты поляне, где жуткого вида больной мальчишка говорит о том, что ничто, из привычного Сиду, никогда не существовало. Фин закусил губу. Так сильно, как только мог. Слова вдруг перестали приходить в голову, скомкались в горле — он понял, что брат не пойдет с ним. Понял, что не сможет до конца вновь поверить в то, что у него есть дом, мать и учитель, в то, что когда-то он мог касаться пальцами естества вещей и читать мысли. Не поверит. Уже никогда. Как никогда не поверит в обратное Сид, не откажется от прошлого, от будущего, от того Пути, на котором оказался однажды.