Ксения Сергеева - Ткач

Он увидел ее во сне. Он так давно не видел мать, что теперь не сразу узнал ее. Анта стояла посреди комнаты и улыбалась. Так, как улыбалась каждый раз, когда шалость сына имела неприятные последствия. Фин поднялся ей навстречу.

— Ты всегда всё путаешь, мальчик… — ее голос был тихим и умиротворяющим. — Почему не принимаешь свой путь?

— Я даже не знаю, имеет ли теперь смысл говорить о Пути, Сиятельная Анта.

Она прикрыла глаза ресницами и рассмеялась. Она смеялась, и в комнате становилось светлее. Раздвигались стены, с мебели сползала шелуха прошлых лет, окна не удерживали солнечного света. Фину стало стыдно. Вновь до слез стыдно. Перед этой прекрасной женщиной, перед собой, перед собственным Путем.

— Помнишь, мы много говорили о выборе. И ты свой сделал. Но это вовсе не значит, что твой Путь окончился в тот момент, когда ты отказался от его существования. Ты всего лишь вошел на новый виток. И не кори себя за то, что случилось. Не кори и брата. Просто запомни, что твоя вера позволит ему быть тем, кем он хочет быть, а его вера сделает тебя тем, кем ты пожелаешь.

— Я не знаю, чего желать…

— Пожелай просто быть… А если еще и быть лучшим, чем есть сейчас, то твоя мать всегда будет гордиться тобой. Что бы ни произошло в твоем прошлом.

Фин сделал шаг навстречу матери, ему захотелось обнять ее, еще хотя бы раз почувствовать запах ее волос, но она отрицательно покачала головой:

— Ты там, откуда нет возврата. Но у каждого из нас будет новый рассвет…

Когда он проснулся, ее голос все еще звучал в ушах.

— У каждого из нас будет новый рассвет…

И что бы ни случилось с ним в этом мире, какое бы слово он ни выбрал, чтобы назвать себя, какое бы чувство ни испытал, сталкиваясь с жизнью во всей ее полноте, открывая с каждым своим шагом новые горизонты, он будет счастлив, потому что каждый новый рассвет принесет ему новый глоток веры в то, что где-то за краем привычного дорогие ему люди верят в него так же, как и он в них.

Мальчик проснулся в среду вечером. До этого момента Алекс почти не отходила от постели больного. Ей все еще казалось невероятным то, что произошло неделю назад в ее отделении, но факты говорили сами за себя. Выздоровление шло семимильными шагами: те процессы, которые занимали у некоторых пациентов годы, теперь протекали за часы, минуты. Конвульсии прошли за день, речь восстановилась почти полностью всего лишь за неделю, пульс выровнялся, сердце было совершенно здоровым, как и разум Фауста, который сейчас смотрел на доктора огромными черными глазами.

— Как тебя зовут, ты помнишь?

— Нет. Кажется, у меня была кличка… Я не помню.

— Я звала тебя Фауст.

— Фауст, мне нравится, — мальчик слабо улыбнулся.

— Мне тоже, — Александра ответила на улыбку. — Сейчас тебе нужно отдыхать, много спать…

Фауст кивнул и послушно закрыл глаза. Алекс еще некоторое время просто сидела рядом с ним, разглядывая детские черты. Только теперь она вспомнила о Фине. Где он сейчас? Что делает? Нужно поговорить с ним. Интересно, можно найти его в том старом доме? Вряд ли… Быть может, он сам найдет ее? А зачем? Он выполнил то, что должен был, сделал так, как чувствовал. Должно ли быть что-то еще?..

— Не грусти.

Алекс вздрогнула, услышав тихий голос, удивленно моргнула, глядя на ребенка. Он улыбался. Точно так же, как в том сне: жутко, только уголками губ.

— Что? Я не…

— Ты грустишь и думаешь о нем. Он приходил, чтобы сделать то, что должен был. Вернуть туфли, зайти в палату, остановить Ворона, расстаться с лишним, приобрести новое. Всё так, как должно быть.

Фауст говорил почти неслышно, медленно, словно прощупывал словами воздух, но в каждом из произнесенных им звуков явственно слышалась уверенность и — покой. Александра не знала, что ответить, как вести себя, тем более, что рядом с ней лежал всего лишь ребенок…

— Ты думаешь: «Всего лишь ребенок», а я всего лишь говорю тебе, успокойся и живи.

— А ты?

— И я буду.

Он закрыл глаза и спустя мгновение на самом деле уснул. Глубоким и ровным стало его дыхание.

Дышали заснеженные пустоши, дышали горные вершины, дышали океанские просторы, дышали лесные чащи, и каждому живому существу светили разные звезды с небес, покрывающих мир неразрывным полотном.

Снежная буря за окном никак не утихала, крупными хлопьями билась в окно, шумела в дымоходах. Женщина металась по комнате, подобно урагану, гудящему в долине. Язычки пламени горящих свеч тянулись за её движениями, словно стремясь успокоить. Она старалась не шуметь. Боялась разбудить детей. Близнецы мирно спали в кроватке, которую женщина всё никак не позволяла разместить в детской. Уже год минул с их рождения, но мать не поручала мальчиков воспитателям, заботясь о них ежеминутно. Муж всегда улыбался на это упрямство, но никогда не перечил, считая лучшей заботой любовь.

При воспоминании о супруге женщина замерла, но уже через секунду принялась вновь мерить шагами комнату. Её нетерпение выплескивалось всё новыми и новыми порывами ветра.

Один из мальчиков проснулся, поднялся в кроватке, обхватил пухлыми пальчиками решетку и пытливо уставился на мать. Она ответила сыну теплой улыбкой.

— Не спится тебе, Фин? — голубые глазенки доверчиво смотрели на нее. Женщина подошла к сыну и взяла его на руки, гладя по спинке. — Скоро и братишка проснется…

— А! — авторитетно заявил Фин и дернул мать за вьющуюся прядь.

— Ты так на него похож…

Женщина рассмеялась, покружила с малышом по комнате и опустила его в кроватку. Второй ребенок открыл заспанные глаза. Пронзительно зеленые.

— И тебе не дает поспать его беспокойство? — она потрепала мальчика по пушку темных волос. — Или моё?

Мальчик ничего не ответил, только внимательно оглядывался, сохраняя самое сосредоточенное выражение лица, на какое может быть способен человек.

— Госпожа, — техник вошел в комнату, — владыка…

Она не дождалась окончания фразы, серебристым вихрем вылетев из комнаты.

— А! — снова высказался маленький Фин и рассмеялся. Его брат усердно рассматривал растерявшегося техника.

Она опустилась на край кровати и прикоснулась губами к руке супруга. Он медленно открыл глаза. Уставший, серьезный, с затягивающимися шрамами на руках, он изо всех сил старался не напугать жену.

— Милая, буря стихает…

— Каждый раз я боюсь…

— Засыпая замок снегом? — он вымученно улыбнулся, потрескавшиеся губы противно саднили.

— Пока я не умею по-другому.

— И не нужно, — он указал взглядом на подушку рядом с собой. — Полежи со мной, я так скучал.

— Однажды я разорву это полотно!

— С тебя станется, — владыка с нежностью смотрел на юную бунтарку, прекрасно понимая, что спорить с ней сейчас сродни очередному погружению в полотно. — Как дети?