Ольга Моисеева - Аватары Тьмы! [СИ]

Это добавило сил, и мальчик, сам не заметив как, вдруг миновал последний ряд деревьев и выскочил на обочину шоссе, где стоял, ярко светя фарами, автомобиль. А рядом, повернувшись в сторону леса, смотрел прямо на Андрея мужчина.

Так он впервые увидел учителя — у него были светло-серые глаза, светлые волосы и пушистые усы золотистого цвета.

Звали усатого Индукин Василий Семёнович, и первое, что он сделал, когда встретил Андрея, это дал ему воды и связался с поисковой группой — сообщить о местонахождении беглеца. Оказалось, Василий Семёнович поздно вечером узнал, что пропал мальчик, и сразу же поехал, чтобы добровольцем присоединиться к поискам.

— А почему вы на шоссе остановились? — осушив бутылку минералки, спросил Андрей.

— Ты знаешь, почему, — прищурился Василий Семёнович. — Садись в машину, трясёшься весь уже от холода!

— Мне не холодно! — возразил Андрей. — И я не хочу обратно в детдом!

— А есть ты хочешь?

— Да!

— Тогда садимся в машину, у меня там есть шоколадный батончик. Не сюда! — одёрнул Индукин мальчишку, взявшегося было за ручку передней дверцы.

Андрей нехотя забрался в детское кресло на заднее сиденье, но пристёгиваться не стал. Василий Семёнович сел на водительское место, достал из кармана батончик.

— Спасибо! — выхватив шоколадку, мальчишка хотел выскочить из машины, но дверца не открылась.

— Блокировка, — пояснил Индукин, трогаясь с места. — Снаружи только откроется. Предусмотрительный я, правда? — Он улыбнулся Андрею в зеркало заднего вида.

Тот обиженно засопел, разворачивая батончик.

— Ешь-ешь, подкрепляйся! Сейчас с группой встретимся, там тебе чаю горячего дадут. Все очень за тебя волновались, особенно Мария Андреевна.

Андрей мрачно грыз шоколадку.

— Её, между прочим, теперь пропесочат и оштрафуют. Может, даже уволят, неужели тебе её совсем не жалко?

Жалко? Марандру?! — Мальчишка презрительно фыркнул.

— Типа, всё равно убежишь? — перевёл его негодование в слова Василий Семёнович и, не дождавшись ответа, продолжил: — Ну и зря. Во-первых, всё равно поймают, а во-вторых, пропустишь много чего интересного. Ты спрашивал, почему я остановился на шоссе, а ты из глухой чащи сумел ко мне выйти. Так вот… сбежишь из детдома — не узнаешь!

— При чём тут детдом?!

— При том, что я навещать тебя буду и постепенно всё объясню. Возможно, даже забирать тебя буду на время, посмотрим… Но это только в том случае, если ты не станешь снова фокусничать с побегами, усёк?

Андрей, конечно, усёк. Он не ответил, только во все глаза смотрел на отражавшееся в зеркале заднего вида лицо Индукина. Пусть мальчишка и не сознался бы в этом даже под пытками, но Василий Семёнович ему страшно понравился, так, как до этого ни один человек во Вселенной. Андрей чувствовал с ним постоянную связь, ту самую, что привела его на шоссе. А перспектива, что кто-то по-настоящему близкий станет специально приходить к нему в детдом, да ещё и забирать оттуда — а вдруг на все выходные, например? — наполняли мальчишку восторгом, который он всеми силами пытался скрыть, напустив на себя равнодушный вид.

— Можешь звать меня учителем, — улыбнулся Индукин.

По профессии учитель оказался врачом — это была его основная работа, а всё свободное время он посвящал деятельности, которую любой образованный человек счёл бы эзотерической практикой, но Андрей был детдомовским ребёнком, понятия не имевшем ни о чём подобном, и поначалу называл то, чем занимался с Василием Семёновичем, светомузыкой.

Мальчишка давным-давно понял, что может видеть и чувствовать больше других, но об этом лучше помалкивать: избежишь насмешек, ярлыка «псих», да и вообще здоровее будешь. Поэтому предупреждать его, чтобы не болтал, было излишним, Андрей и без того не имел ни малейшего желания делиться с кем-то новым опытом. До встречи с Индукиным он никогда и не предполагал даже, что есть такие люди, это был великий подарок раньше не слишком-то приветливой судьбы, и мальчик свято им дорожил.

А спустя несколько месяцев учитель оформил над Андреем опекунство и забрал его из детдома насовсем. Это было, конечно, большое счастье, но одновременно и сложное время, потому что пришлось здорово меняться и перестраиваться.

Отказаться от привычного, годами взращенного, хамски-пофигистского отношения к жизни и окружающим оказалось не так уж легко, но учитель был непреклонен: хочешь жить в семье, научись уважать людей. Вещи, кстати сказать, теперь тоже требовалось беречь, к чему Андрей был совершенно не приучен, ведь в детдоме, стоит порвать, например, ботинки, как тебе тут же, без вопросов, выдадут новые. Ручки, карандаши, тетради и прочее порть — не хочу, всё возместят. Но с Василем Семёновичем такой номер не проходил: изувечил купленные неделю назад фломастеры — сиди без них, семейный бюджет ведь не резиновый, всё заранее расписано, другие получишь — ой, как не скоро!

Да и вообще, сюсюкаться или баловать мальчишку Василий Семёнович вовсе не собирался: гонял, как сидорову козу, заставляя делать школьные уроки так, чтобы от зубов отскакивало, да ещё и выполнять положенную работу по дому. И только потом, в оставшееся свободное время, наступал черёд «светомузыки».

Однако каким бы требовательным ни был учитель, чувство, что рядом есть родной человек, который тебя любит, любую строгость перекрывало с лихвой, да и «светомузыка» Андрею нравилась. Постигая то, о чём другие не имеют ни малейшего понятия, он чувствовал себя крутым секретным агентом, с жизнью, полной опасностей и приключений.

После беседы со следователем Вера долго не могла прийти в себя, вспоминая его рассказ про изуродованное — при жизни! — тело дедушки и не в силах даже представить, что же это такое разрывало его изнутри. Знали ли об этом дядя с тётей?.. Вера следователя не спросила, но отчего-то казалось, что нет… — вряд ли дядя отправил бы её разговаривать с Васильковым, не предупредив о таких ужасах… Значит, скрыли… Но о пропаже ещё живого дедушки ведь должны были известить?.. Хотя он же пропал из реанимации! — туда никого не пускают, прийти проверить невозможно! Если в те же сутки, что он пропал, не сообщили — ну, допустим, не хотели выглядеть полными идиотами и надеялись, что всё вот-вот выяснится, пациент найдётся, — то потом, на следующий день, деда Пашу могли сразу в морг отправить и сделать вид, что умер он в реанимации. А сколько и каких повреждений родственники проверять не будут, списали всё на наезд и привет! Шито-крыто, без скандалов и лишних претензий к врачам или полиции…

Размышляя об этом, она снова рассматривала найденную на даче фотографию, и вдруг вспомнила про записанный на обратной стороне номер. «Вот блин! — спохватилась Вера, переворачивая снимок. — А что ж я про телефон-то этот у следователя не спросила?»