Виктория Борисова - Светлая сторона апокалипсиса

— Братья мои! Желаете ли вы принять нашу веру?

Нестройно, вразнобой звучат ломающиеся молодые голоса:

— Моли Бога обо мне, грешном, чтобы привел Он меня к благому концу и сделал из меня доброго христианина.

Священнослужитель снова воздел руки к небу, и на секунду показалось, будто и нет у него над головой каменного серого потолка, и будто не в тюрьме он, а в храме.

— Да услышит Господь Бог моление ваше, и да соделает из вас добрых христиан, и да приведет вас к благому концу. Отдаете ли вы себя Богу и Евангелию?

— Да, отдаем.

— Обещаете ли вы, что отныне не будете вкушать ни мяса, ни яиц, ни сыру, ничего животного — только водное и растительное, что не будете говорить неправду, не будете клясться, не будете вести развратной жизни, не отречетесь от веры из боязни воды, огня или другого наказания?

На краткий миг повисла тишина.

— Обещаем.

— Помолимся же, братья и сестры!

Все присутствующие опустились на колени. И — странное дело! — Олег увидел радость на лицах этих мужчин и женщин. Строгие черты смягчились, морщины разгладились, многие женщины, улыбаясь, украдкой вытирали слезы умиления.

— В начале было Слово…

— Что это было?

Жоффрей Лабарт чуть помедлил с ответом.

— Consolamentum. Обряд посвящения. После такого… не страшно умирать.

Изображение снова замутилось, но вскоре появилась другая картина.

Площадь, залитая солнцем. Повсюду сложены огромные поленницы дров. Вооруженные люди выводят пленников, привязывают их к столбам, и вот уже костры запылали. Смуглолицый священник поднял руку и, перекрывая треск огня и шум собравшейся толпы, крикнул своим товарищам:

— Возлюбленные братья и сестры! Будьте тверды в вере своей! Сегодня же мы будем со святыми в раю!

Среди обреченных совсем юная девушка поразительной красоты. Ее золотистые длинные волосы полощутся на ветру, большие голубые глаза смотрят спокойно и кротко. Кажется, что все происходящее совсем ее не трогает. Даже когда палач привязал девушку к столбу и поднес факел к поленнице у ног, она ничем не выказывает страха. Воздев очи к небу, она тихонько шепчет слова молитвы — и палач отводит глаза. Торопливо, как-то боком он отходит прочь и коротко переговаривается о чем-то со своим товарищем. Вдвоем они поднимаются на костер (а дрова уже занялись снизу!), быстро отвязывают девушку и на руках уносят в безопасное место.

Стоя в толпе, девушка смотрит неотрывно, как гибнут в пламени ее товарищи. Кажется, она безучастна ко всему. Но как только руки, что крепко держат ее, чуть ослабили хватку, она резко, как кошка, вырывается и кидается в огонь.

— Ее звали Анжеле.

Жоффрей Лабарт не вытирает слез, и они катятся по морщинистым щекам. В его голосе звучит невыразимая нежность.

— Анжеле… Она и вправду была как ангел. Ей было всего пятнадцать лет, как и мне в ту пору. Она была моей нареченной невестой. Мы не знали страха и верили, что встретимся на небесах. Ее давно уже нет, а я все живу. Скажи, чужак, — Жоффрей Лабарт вдруг встрепенулся, — а какой теперь год? Ну, там, на земле?

— Теперь? Я не знаю.

— А какой был год, когда ты попал сюда?

— 1997-й.

— От Рождества Христова? — Лабарт посмотрел на него недоверчиво из-под густых кустистых бровей. — Бедная Анжеле! Долго же ей пришлось меня дожидаться!

— А что было дальше?

— Смотри, чужак.

Олег послушно уставился в кристалл. Он даже не заметил, что затекли пальцы. Усталость, бессонница, голод и страх — все испарилось, ушло куда-то далеко. Нет больше ни времени, ни пространства, да и как может быть иначе, когда находишься в странном месте, которого нет ни на одной географической карте, и беседуешь с человеком, которого никогда не мог бы встретить, а печаль почти восьмисотлетней давности — вот она, здесь, рядом, так же остра и свежа, как будто все случилось вчера.

Да и что такое «вчера»? Что такое настоящее, прошлое, будущее? Олег вдруг ощутил время как вечно изменяющееся «сейчас», и ему стало намного легче. По крайней мере, больше не надо ломать голову, привязываясь к словам и цифрам.

Так все-таки, что там было дальше?

В лабиринтах каменоломен, освещая себе путь коптящим смоляным факелом, бежит и бежит вперед обезумевший от ужаса подросток. Город сгорел, погоня уже совсем близко, и веселые товарищи пали под ударами вражеских мечей, но он прижимает к груди свое сокровище и молит Бога только об одном — успеть его спрятать, чтобы Око Света не попало в чужие руки… И если очень повезет, успеть заколоться самому.

Олег смотрел на него с жалостью. В самом деле, давно ли ему самому пришлось бежать, спасая свою жизнь, когда гонит вперед смертельный страх и безумная надежда на чудо?

Свет внутри кристалла погас. Олег наконец-то смог разжать онемевшие пальцы. Жоффрей Лабарт осторожно взял камень у него из рук, завернул в черный бархат и снова спрятал в ларец.

— А что случилось потом?

— Думаю, то же, что и с тобой. Я оступился, потом почувствовал, что лечу куда-то… И вот — оказался здесь.

— А дальше?

Лабарт поморщился:

— Дальше — неинтересно. К тому же у нас мало времени. Я не случайно хотел видеть тебя, чужак. И не просто видеть, а сообщить тебе нечто очень важное.

— Так что же?

Жоффрей Лабарт тяжело поднялся, с видимым усилием выпрямился во весь свой огромный рост и торжественно провозгласил:

— Божье Дитя снова пришло в мир.

Арат Суф провел беспокойную ночь, ворочаясь с боку на бок в своей постели. Тонкая льняная простыня промокла от пота и сбилась в комок в углу кровати. Лежать было неудобно, а мысли все грызли и грызли усталый мозг.

После разговора с царем Арат Суф чувствовал себя так, будто из него вынули самый главный стержень, определяющий его мысли, поступки, убеждения и всю его жизнь, и теперь, лишенный опоры, он растекается, тает, как масло на солнце в жаркий полдень.

В самом деле, своей цели он добился, и добился блестяще. Не сегодня завтра Фаррах станет царем вместо выжившего из ума старца, а что потом? Арат Суф вспомнил, как захлебывался собственной кровью всесильный Валас Пехар, вспомнил холодную, безжалостную улыбку Фарраха — и содрогнулся. Вместо верного пса на трон привели волка. Став царем, он будет планомерно уничтожать тех, кто помнит его бедность и ничтожество. Во всяком случае, сам Арат Суф именно так бы и поступил. И с кого же он начнет? Правильно. Со своего благодетеля и покровителя. Так что царь Хасилон был прав, когда вчера ночью пророчил ему мрачное будущее. Как он там говорил? «И на твою голову будет гром…»

Невеселые мысли прервал стук в дверь. Лязгнул засов.

— Где твой хозяин? Имею предписание немедленно препроводить его во дворец.

Голос молодой, уверенный, даже нагловатый. Незнакомый. Наверняка кто-то из отряда Верных Воинов. «Развелось их на мою голову!» Арат Суф плотнее зарылся в одеяло, уткнулся лицом в подушку и впервые за долгие годы чуть не заплакал от унижения. Как они смеют! Его, Хранителя Знаний, волочь во дворец, будто нашкодившего щенка за ухо. А ведь придется идти, ничего не поделаешь.