Кортни Коул - Ноктэ [litres]

От этой мысли земля уходит у меня из-под ног, и я предпочитаю сконцентрироваться на том, где я нахожусь прямо сейчас.

Я узнаю запах стерильного помещения и лекарств: я в больнице. Пока мои глаза закрыты, я вся обращаюсь в слух: скрип тапочек медсестер по прорезиненному полу, тонкий писк машин, тихий шепот в коридоре.

В моем носу трубка. Кислород. Комната начинает вращаться вокруг меня, но я всеми силами стараюсь вернуть концентрацию.

Соберись, Калла.

Я снова открываю глаза, но стены тут же начинают свой танец вокруг меня. Я опять пытаюсь сфокусироваться.

– Калла?

Голос моего отца тихий и низкий. Двигая только глазами, в то время как голова остается неподвижной, я обнаруживаю его в углу комнаты на стуле. Он смотрит на меня обеспокоенно.

– Я не умерла?

В ответ он улыбается.

– Нет. И слава богу.

Моя память затуманена.

– Там были орехи, – вспоминаю я, – в моей еде.

Отец съеживается от стыда.

– Да, Калла, прости. Я не заметил.

– Ты давно сидишь здесь? – спрашиваю я.

Мой голос хриплый, а горло стянуто. Опыт подсказывает мне, что, скорее всего, туда тоже протянули трубку.

– Около четырех часов. Мы вызвали «Скорую». Все это время ты была без сознания. Ты придешь в норму совсем скоро. Уже завтра будешь как новенькая. Они просто решили оставить тебя здесь под наблюдением на одну ночь.

Я киваю.

Чувствую себя тяжелой, неповоротливой, заторможенной.

– Что со мной? – спрашиваю я.

– Тебе дали успокоительное, – убеждает меня отец.

Он уставился мне прямо в лицо, словно я вот-вот слечу с катушек. Разве со мной такое когда-нибудь случалось раньше?

– Где Финн?

Отец отводит взгляд в сторону.

– Он не может здесь находиться, дорогая.

– Почему?

Папа вздыхает и снова смотрит на меня.

– Ты знаешь почему, Калла.

Я закрываю глаза. Потому что Финн знает, что у меня аллергия на орехи. Он знал, но это не помешало ему положить их в мою еду.

Это и был его способ спасти меня? Спасти меня от чего? От грусти? Что он собирался сделать: убить сначала меня, а потом покончить с собой?

Боль разрывает меня на части, сначала медленно, затем обрушиваясь на меня всей своей тяжестью, непреодолимо, словно гигантская волна.

– Мне нужно увидеться с ним, – произношу я, чувствуя, как каждое слово режет мои легкие.

– Нет, – отвечает мне твердый голос отца.

Я поворачиваюсь на бок и скручиваюсь клубочком, глядя, как за окном проплывают над парковкой мягкие облака.

– Где он? – спрашиваю я, не глядя на папу.

Он ничего не отвечает, от чего мурашки пробегают по моей спине.

– Это все моя вина, – продолжаю я, поворачиваясь на этот раз лицом к нему, – Финн не виноват. Это все я. Я прочитала его дневник и знала, что ему стало хуже, но не рассказала тебе. Он хочет уберечь меня от боли, пап. Он не хотел мне навредить. Это все я виновата, не он.

Я срываюсь на неровный крик, полный отчаяния, отец потирает мою руку.

– Успокойся, милая. Все наладится.

– Не наладится! – настаиваю я, мой голос срывается на пронзительный крик: – Не наказывайте Финна! Не забирайте его в больницу! Это все я виновата! Не он! Не он!

Теперь из меня вырывается дикий визг, я корчусь на постели, пытаясь встать, но отец крепко держит меня, старается утешить. Я не сразу понимаю, что в комнату входят две медсестры и становятся по обе стороны от меня. Одна из них вводит что-то в мою капельницу, и все возбуждение сходит на нет. Злость исчезает, и чувства безысходности словно и не бывало.

– Пожалуйста, позвоните Дэру, – последнее, что я успеваю прошептать, – пожалуйста!

Все погружается в черное.

– Выпустите меня! – кричу я, извиваясь в попытках вырваться из рук медсестер. – Я не хотел навредить ей! Я лишь хотел помочь! Как вы не понимаете?

Никто не понимает этого, никому нет дела. Они стягивают мои руки эластичными бинтами и привязывают их к кровати.

Я бессильно рыдаю в подушку, прежде чем закусить ее зубами. Я бы ни за что не навредил Калле.

Никогда.

Все, что я делаю, я совершаю ради нее.

– Пустите меня! – умоляю я. – Я не могу оставить ее одну. Пожалуйста! Я больше так не буду! Я больше так не буду!

Но они не обращают на меня никакого внимания, и когда я поднимаю глаза, то вижу лицо отца, прижатое к стеклу палаты.

Я кричу ему, но он ничего не отвечает. Отец исчезает и больше не возвращается.

– Вернись, – шепчу я.

Но он не возвращается.

Мои слезы такие горячие, что обжигают глаза, стоит мне лишь подумать о моей сестре, спрятанной от меня где-то в огромной больнице, одинокой и напуганной, уверенной в том, что я пытался ее убить.

Я бы никогда не поступил бы так. Разве я бы смог?

ТыСмогТыСмогТыСмог. РазвеТыНеПомнишь? Мои голоса смеются надо мной, шепчут мне в ухо, визжат. ТыСделалЭтоТыСделалЭто.

Но я не делал этого.

Я не мог.

Но мои руки привязаны к кровати, и с этим нельзя ничего поделать.

Я подсыпал ей орехи. И это нельзя отрицать.

Закрываю глаза, не обращая внимания на пересмешки в моем разуме, пытаясь заставить их заткнуться.

СестроубийцаСестроубийцаСестроубийца. ТыЧудовище. Чудовище. ТыПодНашимКонтролем. МыСледимЗаТобой.

Чудовище.

Когда я открываю глаза, взгляд мгновенно концентрируется на Дэре рядом со мной.

Он свободно раскинулся в кресле, его глаза закрыты, а руки спокойно лежат на подлокотниках. Его тело все такое же вытянутое, стройное и гибкое. Он так же прекрасен и мрачен, как и прежде, но самое главное – он здесь.

Он здесь.

Я делаю глубокий вдох и моргаю, чтобы убедиться, что это не игра моего воображения.

Но он все еще здесь.

– Дэр, – доносится до меня собственный грудной хриплый голос.

Мне кажется, что мой голос слишком тихий, но Дэр реагирует. Его глаза мгновенно распахиваются и смотрят прямо мне в лицо.

И тут же он вскакивает со своего кресла и оказывается на коленях около моей кровати, прижавшись лбом ко мне.

– Калла, – его губы ласкают мою кожу, – слава богу!

– Как ты здесь оказался? – спрашиваю я в замешательстве. – Неужели отец…

Дэр кивает.

– Ты попросила его позвонить мне, и он так и поступил.

Благослови его небо! Поток благодарности проносится сквозь меня.

– Где он? Он пошел к Финну?

– Я не знаю, – отвечает Дэр. – Я сказал ему, что посижу с тобой, пока он не вернется.

Я закрываю глаза и вдыхаю его мускатный аромат, смешанный с запахом улицы.

– Не уходи, – прошу его я. – Пожалуйста! Однажды ты уже пообещал мне это, помнишь?

Он кивает.

– Помню. И я этого не сделаю. Больше не проси меня об этом.

Я киваю. Не попрошу.

Он берет меня за руку, его пальцы мягкие и приятные на ощупь.