Роберт Блох - Кушетка

Молчание.

— А... извини.

Янц улыбнулся, но улыбка получилась натянутой.

— Наверное...

Линдсей поднялся.

— Я помешал?

— Нет, - Янц хлопнул папкой о стол. — Я изучал своего трудного ребенка, Чарльза Кэмпбелла.

— А, тот парень, которого я видел вчера вечером? Ваш бесплатный пациент? Знаете, он заинтересовал меня.

Янц открыл папку.

— Меня он интересует уже два года.

— Два года? Я думал, это новый.

Янц взмахнул сигаретой.

— Два года назад я рекомендовал направить его в принудительном порядке в госпиталь штата. Но Оуэн и Хортон — они были консультантами вместе со мной — не согласились.

— Каков был их диагноз?

— Это длинная история.

— Извините... мне не следовало задавать вопросов. Весьма непрофессионально с моей стороны.

— Чепуха, Дэйв. Я хочу знать твое мнение. Это мне поможет. Я сейчас не стану входить в детали. Важно лишь то, что несколько недель назад его прислали ко мне для лечения. Я согласился, чтобы разобраться, не ошибся ли в прошлый раз.

— Ну и как?

Янц повернулся вместе со стулом.

Я не уверен.

Он посмотрел в окно.

— Но скоро мне придется давать заключение.

— Не спешите, — пробормотал Линдсей.

Янц покачал головой. Потом заговорил — но как бы для себя:

— У меня такое чувство, что времени нет...

И взглянул на часы.

Одиннадцать часов . Должен прийти очередной пациент.

Полдень . Лейтенант Крицман послал за сэндвичем и стаканом молока. Он дочитал стенограмму показаний очевидцев. Очевидцы! Можно подумать, все они слепы и глухи.

Никакой зацепки на Джорджа Сеймура Коллинза: хотя бы ниточку, хотя бы безумное подозрение. Все, что мог лейтенант, — это сидеть за столом и ждать нового звонка, гадая, откуда тот парень взял его имя, почему позвонил, есть ли связь между убийцей и его жертвой. Связь... Тут была одна смутная догадка. Стоило, пожалуй, поговорить с Колфаксом из Бюро по борьбе с наркотиками. Как говорил тот малый... словно принял наркотик. Это лучше, чем просто ел деть и ждать следующего преступления. И знать, что оно может случиться в любую минуту...

Час . Майерс вошел в свой кабинет, включил кондиционер. Вытер платком лоб. Тяжелая работа, если лоб тянется до затылка. Но виновата была не жара: что скрывать — он нервничал. Скоро придет Кэмпбелл. Вчера оба они потеряли контроль над собой. Может, парень поостыл за ночь? Жаль, что людей нельзя охлаждать кондиционером, как кабинет.

Два часа . Джин вместе с Маком плескалась в бассейне. Сегодня Мак не работал. У многих соседей Мака сегодня тоже был выходной — или ребята просто прогуливали. Все они были здесь, в бассейне. Джин заметила, что двери квартир открыты — чтобы, не дай бог, не пропустить телефонный звонок. Ларри ждал звонка от своего агента, а Пэт говорила, что ей должны сообщить о месте манекенщицы. Каждый болтал, что вот-вот заварит крутую кашу, но на поверку почти никто из них не имел даже кастрюли. Джин знала цену их болтовне, и потому не слишком прислушивалась к разговорам. А вот Мак — другое дело. Его друг, писатель Кен, накатал серию для телевидения; с менеджером практически договорились. Менеджер обещал Маку роль постоянного персонажа: молодого парня, друга частного сыщика. Мак с его талантом эту роль вытянет запросто. Правда, ему уже двадцать девять, но он может сыграть двадцатилетнего, у него есть опыт: игра в театре, пусть и маленьком — приличная школа. А выглядит он, если не считать, конечно, похмельные утра, совсем как мальчишка. Джин знала, что телесериал будет прорывом, которого они с Маком ждали. Больше никаких проходных ролей и эпизодов. И ей уже не придется воровать дома деньги для Мака. Запустили бы сериал, все остальное — ерунда. У них будет журавль в руках. Только бы зазвонил телефон...

Три часа . Сержант Боннер отнес досье на Ричардсона в кабинет Скоби, а затем спрятался в туалете, просто чтобы посидеть минутку спокойно. Все эти шуточки о фараонах с натруженными ногами — не смешно... Какие денежки выложил он за модельную обувь с выгнутыми стельками! Люди смеются не тогда, когда следует. К примеру, у вас в ухе паршивый прыщик, вас оперируют — и все тут как тут, с цветами и сочувствием. Но если у вас тяжелейший геморрой, и вас режут, и вы лежите в госпитале две недели с адской болью — что происходит? Все смеются. Великолепная шутка. Нелепый мир. Проклятые ноги, от них уже ничего не ждешь, кроме мучений. Год за годом плестись в пешем патруле; год за годом днем и ночью бегать взад-вперед, отрабатывая гиблые версии... Ну, теперь осталось не так много. Всего восемнадцать месяцев, и он уйдет в отставку. Будет сидеть в сортире хоть весь день, если захочется. Только ему не захочется. Он купит вместо этого прицеп к машине; и они с Мэй поедут на север, посмотрят страну. Мэй знала, как тяжело ему быть все время на ногах. Мэй понимала, что бывают сумасшедшие часы. Вроде прошлого вечера — когда этот псих позвонил по телефону... Боннер подумал, что надо бы поскорее связаться с Крицманом. Самое время чему-нибудь стрястись...

Четыре часа . Миссис Квимби ждала автобус перед Фермерским рынком. Ей нравилось делать покупки именно здесь, но толкаться с ними в автобусе... Кроме того, приходилось ужасно долго ждать. Ей хотелось вернуться в довоенные времена. Масса трамваев — и никаких Фривеев, никаких уличных пробок и миллионов людей, которые бродят в смоге. К тому же она беспокоилась о Джин. Каждый раз, выходя из дому, она боялась до полусмерти, что с дочерью может что-нибудь случиться: в нынешние времена ни за что нельзя ручаться... Автобусу лучше бы поспешить: миссис хотела бы вернуться домой засветло. Вечно на что-то не хватает времени...

Пять часов . Доктор Линдсей попрощался с мистером Хьюитом. Это был не слишком удачный сеанс: за свои пятнадцать долларов мистер Хьюит не получил того, на что рассчитывал. Желания Хьюита вообще редко исполнялись. Да и как сказать пациенту, что все его беды — из-за бедности? Психотерапия использует труды Фрейда, Адлера и Юнга, но не Маркса и Энгельса. Не начинать же проповедовать коммунизм. Но, с другой стороны, когда сталкиваешься с пациентами вроде Хьюита, видишь их лежащими на кушетке, выставившими напоказ обтрепанные края брюк, трудно удержаться и не сказать: „Любая из ваших бед исчезнет, появись у вас приличные деньги. Все ваши проблемы и ваша импотенция — лишь следствие основной болезни: финансового голода. Ваша истинная болезнь, мистер Хьюит, в том, что вы не можете позволить себе быть счастливым”.

Но это, во-первых, коммунистическая пропаганда, а во-вторых — ничего не дает. Мистеру Хьюиту и так было нелегко найти пятнадцать долларов на сеанс психотерапии. И вообще, если тебе не нравится думать о бедности, открой салон в Беверли Хилз — для избранных, по пятьдесят или лучше семьдесят пять долларов в час. И узнаешь, что у богатых — точно такие же проблемы. Тогда придется говорить, что не в деньгах счастье. А лучше всего оставайся на месте и трезво оцени факты. Мир болен, и ему становится все хуже. Стоит ли удивляться, если все больше людей сходит с ума? Остается только делать то, что в твоих силах...