Павел Брыков - Томас

Томас с трудом убрал ухмылку с лица.

По правую от него руку сидел дедок в белой черкеске, поразительно похожий на короля Лира из советского фильма. Грива белоснежных волос длиннее, чем у Томаса. Высокий лоб. Гордый профиль — нос, словно коготь ястреба, упрямый подбородок, большие жабьи губы. Широко поставленные серые глаза такие большие, что, кажется, старик пошевелится, и они тут же выпадут из век и покатятся по полу, собирая опилки — лови их потом, очищай...

Напротив Томаса, уткнувшись необъятным пузом в стол, возвышался настоящий бай-батыр. Встанет — придется нагибаться — не по его росту землянку выкопали. Голова огромная, лысая, блестящая, как шарик подшипника. Лицо круглое и абсолютно ровное, плоское. Кожа почти черная, вся в рубцах и морщинах. Может это и не лицо вовсе, а плаха, которая много лет исправно служит своему хозяину? Сталь много раз вонзалась в неё — раскосые прорези глаз, ноздрей и провал рта были больше похожи на следы ударов острого топора в твёрдую древесину. Голова покоится на крепкой, как у древнего тура шее и налитых силой плечах. Руки большие, в шрамах. Кожаные браслеты с серебряными заклепками. На пальцах несколько перстней с уральскими самоцветами. Одежда у батыра простая — восточный полосатый халат. Томас похожие видел в Самарканде.

Старик, сидящий по левую руку, Тихоне был смутно знаком. Да такую рожу один раз увидишь, ни за что не забудешь! В молодости дед был огненно рыжим, но сейчас космы превратились в белоснежный хлопок. Половины правого уха нет -когда-то саблей снесли подчистую; белесый шрам через всё лицо — от брови и переносицы, до угла широких губ; лоб, как вспаханное бороной поле — такими глубокими были морщины; один глаз водянистый, почти белый, а второй — изумрудно-зеленый; нос с торчащими из ноздрей седыми волосками был много раз сломан и косил в сторону; пошамканная кожа на щеках и шее, как у рептилии. Все эти вместе взятые черты создавали такой разбойничий вид, что Томас невольно залюбовался.

Старик носил шелковую рубашку и темно-синий костюм «тройку» без пиджака — тот был наброшен на спинку кресла. Ткань подмышками мокрая от пота. Рукава закатаны. Кожа на запястьях в еле заметных шрамах. Томас подумал, что, скорее всего, от кандалов. На мизинце перстень с алым рубином. Когда Тихоня вспомнил, как раньше назывались эти драгоценные камни, то догадался, к кому он прибыл в гости, и где он с этим дедом мог видеться. Это был Соловушка, тот самый, игравший в шахматы с Мономахом. А пересекались они когда-то давно у Князя на одном из вечеров для избранных гостей.

Окинув ещё раз всю троицу взглядом, Томас обратил внимание на то, что деды отличались друг от друга, как понедельник от января, а январь от лета, но при этом у них всех обнаруживалось нечто общее. Царственная осанка, холодный блеск глаз (карих, серых, бело-зеленых), и такой презрительный излом губ, что кажется за ними прячутся раздвоенные языки.

— Присаживайся, друг наш, — сказал Соловей, и его рука указала на пустое кресло. Яхонт блеснул, отражая мерцающие огоньки свечей.

— Спасибо, — ответил Томас и подошел к столу. Когда он садился, то прежде стянул шкуру и бросил на пол, а сверху на неё поставил принесенную с собой корзину.

— Терпеть не могу волков.

— Зря, — сказал Соловей, близоруко щурившись. — Умные животные. Пожив среди них, через какое-то время начинаешь понимать волчий язык, а потом читать их мысли. Они вас могут научить охотиться в стае. Полезное умение для тех, кто живет долго...

— Не для меня.

— Как знать, как знать... — ответил Соловей, растягивая слова и, чуть наклонившись, внимательно, не упуская мелких деталей, рассматривал гостя. — Однажды вы продлили свою жизнь на сто лет. Что вам мешает провернуть похожий фортель ещё раз?

Тихоня задумался. Отвечая, подбирал каждое слово:

— Вы думаете, выиграть так легко?

Старики переглянулись. В этот раз говорил король Лир:

— Друг наш, что вам известно о сей забаве?

— Немного, — Томас поправил волосы, чтобы не лезли в глаза. — Я специально не интересовался. Слишком неудобная тема. Думаю, понимаете...

— Мы понимаем, — кивнул король Лир. — Поэтому вызвались помочь. Мы расскажем вам то, что нам известно. Князь беспокоится о вас, и наша обязанность сделать всё возможное, чтобы экзекуция прошла без последствий.

— Рулетки не будет? — спросил Томас, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.

— Не будет — правила меняются, — отозвался Соловей.

Деды мелко-мелко стали трясти головами и заулыбались. Как только их губ коснулась улыбка — всё! — ушла строгость. Перед Томасом уже сидели не самисебецари, а три весёлых дедка, привыкшие смеяться, а не плакать, петь, а не жаловаться на жизнь. «Они не знают горя — они сами и есть горе», — почему-то подумал Томас. Старики как-то засуетились, начали потирать ладошки, словно в предвкушении интересной беседы. А может к ним не часто заходят гости и каждый для них, как награда?

Король Лир вдруг выразительно поднял глаза вверх и поскреб ногтями по шее. Томас всё понял. Нагнулся, взял корзину и выставил на стол подарки. Тоня передала дедкам глиняную запечатанную бутылку, четыре обычные рюмки — из таких поминали Ваню — несколько краюх черствого ржаного хлеба и пучок красной сочной редиски.

— Вот, это уже по-нашему, по-соседски, удружил, — наконец сказал сидящий напротив Томаса бай-батыр. Голос у него был утробный, низкий, с рычащими перекатами, никакого акцента — чистый, в данном случае, настоящий могучий русский язык.

Соловей посмотрел на друзей.

— Кто на разливе?

— Самый старший, — сказал бай-батыр.

Король привстал, легко подхватил бутылку и с треском скрутил ей «голову». Разливая по рюмкам чернильного цвета жидкость, он объяснил:

— Традиция проводить гадания раз в сто лет пришла с Востока. Нахватались в походах, но так до конца и не поняли, зачем волхвы там ворожили. А может, наоборот, смогли докопаться, иначе как объяснить непреложное правило, что приглашение на их церемонию может получить только европеец.

Старики потянулись за рюмками. Томас взял свою. Поднес ближе — наливка пахла полынью, корицей и еловыми шишками.

— Давайте, братишки, жахнем, — сказал Соловей и подмигнул Тихоне. — Что там той жизни?

Чокнулись.

Томас подождал, пока все выпьют — старики, запрокинув головы, махом влили Тонино варево в расширепленные беззубые рты. Взяв по краюхе, шумно занюхали и положили хлеб назад на стол. К редиске никто не притронулся. Выпил сам — настойка была не крепче водки, по вкусу похожа на бальзам.

— Так вот, — продолжал король Лир, — в древности монету получали людишки только из тех народов, чьи предки воевали в первом крестовом походе. Четыреста лет назад гадание указало на старушенцию с островов, и с тех пор англичане выигрывали каждый раз.