Павел Брыков - Томас

Костя, вмиг забыв про недавнюю неловкость, оживился, глаза заблестели.

— С плитами повезло. Завод разбирали и я по дешевке купил. Такие используют при строительстве многоквартирных домов. Стены сделал так, чтобы выдержали нехилый заряд тротила. Перед тем, как залить раствор, сэндвичем поставил две сетки рабицы и арматуру посередине.

— Круто.

— Ага.

— Но я одного не пойму, — сказал Томас, проведя ладонью по крепкому потолку, похлопав по шершавой стене. — В чем смысл? Ну, если сбудутся твои страхи, сможешь пересидеть какое-то время. Город вымрет — погибнут все, кто не имеет убежища, как у тебя. Их ждут голод, болезни, преждевременная смерть. Будут умирать дети, старики, а в это время ты будешь сидеть в своей скорлупе и жрать консервы?

Костя ответил сразу, не раздумывая — ответ давно сложился в его голове:

— У меня одна пара глаз, — сказал он. — Во фразе «точка зрения» отражается то, что мы наблюдаем за происходящим только со своей колокольни. Я не могу влезть в чужую голову и не в ответе за остальных. У меня есть семья: жена, дети, тёща. Я знаю, что будущее таит в себе опасность и чтобы осознать это, не надо обладать каким-то супер умом. Могу ли я построить бомбоубежище для всего города? Нет. Могу ли спасти тысячи жизней? Нет. Но при всем этом я в состоянии попытаться уберечь тех, за кого отвечаю. Если мужчины будут выполнять свой основной долг — защищать своих близких, то кто знает, может ничего и не случится? Прошло время интеллигентской рефлексии и поиска смысла жизни. Право имею — не имею? Незачем больше спрашивать «что делать?», так как ответ уже всем известен. Надо спасать детей, попытаться дать им шанс на будущее. Мы слишком близко приблизились к эре общего счастья, сострадания, понимания того, что нас всех объединяет, и отрицания разъединяющего. Кто такое стерпит? Нам не дадут спокойно жить! Самое темное время суток наступает перед рассветом и нам, как не высокопарно звучат мои слова, предстоит пережить эти страшные часы. Зло невозможно победить одними словами. Необходимы действия, поступки, усилия, для того, чтобы наш мир стал чуточку безопаснее, чище, спокойнее, а значит — добрее. Я делаю что могу, что мне по силам. А остальные? Пусть и они почешутся...

...Прощались почти друзьями. Когда Томас вышел на улицу и нырнул в августовское украшенное птичьим ором, взбрызнутое росой, расцвеченное зеленью и алыми облаками утро, он понял, что будет делать с номером «три».

Ничего.

У вас случаются дни, когда утром вы бодры, готовы прыгать до потолка и выше, когда жизнь в радость и работа не в тягость? Но, пребывая в иллюзии своего ничем не мотивированного счастья, вы не догадываетесь, что в это время где-то далеко или, наоборот, близко такое случается, что не натянешь, не прожуешь. Предвидеть будущие события сложно, если вы, конечно, не ясновидящий или гадалка таро. Незаметно, неслышно, откуда ни возьмись, тянется ниточка, сплетается в веревочку и, как не петляй, не режь углы, а всё равно попадешь в петельку, оступишься.

Получается фитилек. Подожги и свечечка загорится.

В тот самый час, когда наша веселая троица обсуждала свободолюбивую природу денег, в Городок въезжал красавец «континенталь» последней модели. За рулем сидел Железный Дровосек. Да, так и будет — Дровосек. С большой буквы, потому что настоящего имени гостя я не расслышал, а без прозвища или там, фамилии, тяжело вести историю.

В момент, когда «континенталь» пересек границы Городка, я, к моему стыду, не обратил на него внимания — мало ли в наши дни иностранцев прёт через Донбасс? — за всеми не уследишь. Единственно, что царапнуло — пресс и бицепсы водителя. У него было странное занятие — сидя за рулем, он в определенном ритме напрягал и расслаблял мышцы живота и рук. Что это за упражнения, я не знаю, но сила мускулатуры Дровосека меня зацепила. Я это к чему. Пройдет время и фитилёк, то бишь водитель «континенталя», и огонёк — Тихоня — встретятся, но пока наши герои об этом даже не догадываются.

Настроение прекрасное, шины шуршат, мотор гудит, бицепсы каменеют.

Тихоня укладывается спать, чтобы через два часа подняться и продолжить свой путь по шаткому мостику его непутевой жизни. Ну а мы... Мы попрощаемся с безмятежной частью рассказа. Вы наблюдали Томаса Чертыхальски в его ремесле и любви, когда он был весел и беззаботен. Мы заглянули в его прошлое — годы детские, отроческие. Без нагромождения мелких деталей и лишних захламляющих повествование персонажей.

Явление героя, завязка, интрига, развитие и, как не тяни, все равно настанет очередь финала. Затяните крепче подпруги, я вам, ***, такой катарсис устрою!

«Он бросил меня в грязь, и я стал, как прах и пепел».

(Иов 30:19) Книга Иова

Тоня поселила гостей рядом — на Кутузова, в доме, где когда-то жил цыганский барон. Судьба у него вышла кривая. Стоит потратить пару минут, чтобы мне рассказать, а вам послушать. Приходят как-то к барону сваты, а он видит — это не сваты вовсе, а свита, и жених не цыган, а бес. Понял барон, что кому-то напакостил, и ему «пороблено». Нечисть в дочь любимую единственную вцепилась. Что делать? Соседей, родичей звать? Не позвал — гордый, а надо было — вмиг бы налетели, наплевали, нашептали — от таких сватов и запаха серы б не осталось. Решил в одиночку бой держать. Чтобы беду отвести, согласился продать душу за обещание не трогать его дочку. Ничего не выгадал — сам через год кровинушку довел до греха. Запрещал на улицу выходить, на парней смотреть — вдруг там снова бес приноравливается? Та влюбилась в цыгана-красавца, загоревала, а когда поняла, что счастья ей не видать, взяла да и повесилась на воротах.

Барон ушел неизвестно куда. Дом остался пустой. Петровна подсуетилась, выкупила у родни не задешево. Для виду батюшка приходил, кадилом махал. С тех пор жили здесь гости баронессы. Кто от Князя — добро пожаловать на Кутузова. Из-за границы? — туда же. Не дом — хоромы. Евро-ремонт, евро-мебель, евро-дизайн. Техники — тонны. Кондиционеры, солярий, сауна, душ-Шарко, зимний сад в теплице, но и это ещё не всё. Для такого богатства охрана нужна хорошая, и она имелась. На втором этаже над гаражом, жил такой себе дядечка по хозчасти — дядя Ваня Сопля. Не Сопл я, а С опля. Рост — метр пятьдесят, в плечах узковат, лицом худоват, глазами остер. Дед Вани был жокеем на Ростовском ипподроме. Завистники, которым приходилось вес сгонять, говорили, что того можно было соплей перебить, но даже за глаза боялись произносить обидное прозвище — поэтому С опля. Кличка перешла по наследству сыну, а потом внуку.