Юрий Чучмай - Ведьмы танцуют в огне

Дитрих тоже не отставал — как-то раз, он в одиночку поймал колдуна, плясавшего ночью на соборной площади (здесь она называется «Старый Двор»), и певшего заклинания. Когда он доставил его в Труденхаус вместе с доказательствами — бутылочками зелий и сушёным кошачьим хвостом, — викарий намекнул ему на повышение по службе.

Потом демонолог описывал, как они гуляли на празднике «Зандкерва».

Далее было:

Осведомители Фридриха донесли о том, что ковен возродился и процветает в Арнштадте. Он срочно собрал совет и назначил людей отправиться туда и попытаться проследить или арестовать еретиков. Я попросился с ними, потому что счёл это великолепной возможностью набрать материала для будущей книги.

Не перестаю удивляться, почему с такими осведомителями Фридрих ещё не выжег заразу колдовства из своих земель.

Дитрих Байер хочет поехать с нами, но Фридрих настаивает на том, чтобы он остался с Эрикой Шмидт, на случай, если еретики снова захотят её похитить».

Потом был отъезд, пустые путевые заметки, которые Хэлена пробежала глазами не читая. И вот, наконец, их с Эбенхольцем вторая встреча:

После долгого наблюдения за ковеном издалека, лейтенант Кратц решил внедрить шпиона в их секту. Я вызвался добровольцем, мотивируя это желание тем, что знаком с Хэленой Каленберг лично. Вместе мы придумали историю, по которой за мной гонится инквизиция. Жду не дождусь, когда попаду внутрь этого гадючника. Дневник я планирую взять с собой. Кратц предупредил меня об опасности, если он попадёт в руки еретиков. Но я планирую надёжно спрятать его под одеждой и доставать только в полном уединении. Да поможет мне Господь.

Мы проследили за Хэленой, и я встретил её в лесу. Когда я рассказал свою историю, она поверила мне и отправилась представлять главной ведьме, которую они называют Матерью (считаю это крамолой). После споров и пререканий, Мать всё же согласилась оставить меня в ковене и помочь отправиться на север, куда я, в соответствии со своей ролью, бегу.

Кажется, я нравлюсь Хэлене. Кажется, она пытается заигрывать со мной. Мне это, конечно, лестно, но я в который раз убеждаюсь, насколько грязные существа, эти женщины. Ими движут пороки и греховные желания, и я всё больше уверяюсь в этом, когда вижу арестованных ведьм. Ковены часто управляются женщинами, в чём я усматриваю проявления дьявольских козней. дьявол, как известно, делает всё наперекор Господу.

Хэлена смышлёнее, чем кажется. На днях она поведала мне, что члены ковена, по её мнению, служат дьяволу, сами того не подозревая. Весьма зрелое суждение. Несмотря на моё негативное отношение к ней, меня радует, что она мыслит в верном направлении. Ещё немного и она уверует в Господа, а не в своих языческих божков. Будь я на месте их Матери, давно бы изгнал её, потому что она уже начала отходить от их лживого учения.

Я уже больше недели живу на втором этаже гостиницы „Славная Зайдла“. Моя работа идёт хорошо: члены ковена доверяют мне, а я сообщаю сведения герру Кратцу. Я понимаю всю опасность хранения при себе дневника, но не могу иначе, ведь тогда я могу упустить ценные наблюдения и мысли.

Ковен занимается богопротивным колдовством и продажей зелий…»

Дальше были скучные заметки о буднях ковена, мысли и идеи Вольфганга на это счёт. После них шли пустые страницы, видимо демонолог не успел больше ничего записать.

Хэлену душила злоба на Эбенхольца, вспоминая, как верила ему, как защищала… «она уже начала отходить от их лживого учения»! Как будто Хэлена уже подалась в монашки и отдала себя Церкви. Она вдруг жутко захотела отомстить Эрике, Айзанхангу и всей инквизиции за то, что они так поступили с ней. Она возненавидела ковен за их глупость и слепоту.

И тут у Хэлены родилась блестящая идея. Если и не отомстить всем, то хотя бы убить двух зайцев разом можно было. Она открыла последнюю страницу, вырвала её, попросила у трактирщика перо и чернила, и начала писать…

На улице уже стемнело, однако Готфриду было наплевать на приличия, и он готов был ввалиться к Дитриху хоть под утро. Он поймал открытый экипаж и поехал по лентам булыжных мостовых прямо к дому бывшего — бывшего ли? — друга.

Казалось, возница едет слишком медленно, и потому Готфрид попросил прибавить ходу. Они проехали мимо ратуши на юг, выехали за город и оказались в небольшом селении на северо-востоке. Всюду здесь были опустевшие поля и широкие одноэтажные домики крестьян.

Наконец экипаж с грохотом остановился возле крепкого и приземистого крестьянского дома. В окнах горел свет.

Готфрид вышел из экипажа и быстрым шагом направился к дому. После долгого и громкого стука дверь, наконец, отворилась, и перед ним предстала взволнованная Хильдегарда Байер. Скорее всего, она решила, что инквизиция заинтересовалась кем-то из её семьи, раз приходит ближе к полуночи. Что ж, она была не так уж далека от истины. И всё же, когда она увидела Готфрида, то с облегчением вздохнула и расплылась в улыбке.

— Здравствуйте, фрау Байер — сказал он железным голосом. — Позовите Дитриха, пожалуйста.

Женщина часто заморгала, неуверенно улыбнувшись.

— А Дитриха сейчас нет. Он уехал… Ты, Готфрид, заходи, заходи в дом, голодный наверное?

— Куда уехал? — словно каменный истукан, которому дали каменный язык, осведомился он.

— Не знаю, — мать Дитриха смущённо потупилась. — С новой девушкой они… куда-то, — она совсем покраснела и решила перевести разговор в другое русло. — А ты знаешь, что Дитриха повысили? Он теперь тоже будет защитниками нашими, стражниками командовать. Вы с ним теперь вместе будете…

Договорить она не успела, потому что Готфрид резко развернулся, бросив через плечо слова прощания, и на негнущихся ногах вернулся в экипаж.

— Обратно! — громко сказал он извозчику, пытаясь не смотреть в удивлённые глаза фрау Байер.

Он даже не стал уточнять, что это за новая девушка. Ишь ты, повысили его! Защитник наш! Да неужто Эрика, та, кого Готфрид не смог бы заподозрить ни в чём корыстном, бросила своего возлюбленного только потому, что Дитриха поставили выше по служебной лестнице? В это не хотелось верить, но верилось.

Не доехав до городских ворот, Готфрид остановил экипаж, щедро переплатил извозчику и отправился подальше от дороги, в поле.

Злость и обида жгли изнутри, и потому он решил остаться в одиночестве, боясь, что может сейчас кому-либо навредить. Он вынул из ножен шпагу, подошёл к одному стоящих на голом поле снопов, и принялся с остервенением рубить его, широко размахивая оружием. Клинок со свистом вгрызался в мягкие сенные бока, а Готфрид рычал от злости и отчаянья. Эрику похитили на улице! Дом не разграбили! Тогда почему Дитрих не сообщил Готфриду об этом письмом или лично? Ведь он должен был охранять её! А он решил воспользоваться ситуацией и ударить друга в спину. ЗА ЧТО?