Юрий Чучмай - Ведьмы танцуют в огне

От обилия выпитого пива слова его были трудно различимы, и речь больше напоминала мычание. Да, в общем-то, она и была пьяным мычанием. Не окончив мысли, Готфрид споткнулся об одну из лавок и грохнулся на пол. На счастье или на беду он успел ухватиться за подол той самой фройляйн, которой собирался отдать душу и сердце. Треснула ткань, и юбка порвалась, обнажив прелестные бёдра и исподнее несчастной девицы. Вокруг сразу же разбушевался океан звуков: одни начали громогласно хохотать, другие восхищённо охать и цыкать языками, совсем загнав девушку в краску.

— Пьяный бездельник! — к Готфриду подбежал разъярённый мужчина в коричневом камзоле и, ухватив его за ворот, рывком поднял его на ноги. — Ты оскорбил фрау! Извинись перед ней, ни то…

Он не успел договорить, потому что Готфрид оттолкнул незваного защитника и выхватил шпагу. Мужчина отпрянул, а посетители вокруг разом вскочили со своих мест, схватившись за оружие.

Повисла неловка пауза. В центре зала стоял Готфрид, нацелив остриё шпаги с крестом на клинке в грудь защитника дамы. Дама стояла позади него, прикрывая ноги остатками платья. Вокруг них, напряжённо держа руки кто на оружии, а кто на спинках стульев, застыли посетители пивной. Вдалеке слышался топот охранников, которые спешили на место конфликта.

И в этот момент Готфрид протрезвел. Увидев шпагу в своих руках, которая, опозоренная теперь, дотоле служила лишь для правого дела, он устыдился своей глупости и низости. Он опустил оружие, громко и твёрдо, насколько это позволял заплетающийся язык, произнёс «простите», а затем демонстративно вложил шпагу в ножны, давая всем вокруг понять, что не намерен продолжать сцену. Испуганный защитник, у которого, к слову, не было никакого оружия, поспешил увести свою даму прочь из зала.

Посетители вокруг расселись по своим местам, иногда всё же бросая опасливые взгляды на оставшегося стоять сержанта. «О, Господи! — думал он. — В кого я обратился? В дикого зверя, что беснуется и рычит на всякого встречного. Я словно одержимый, выгораю изнутри, снедаемый низким, плотским чувством, которое хочу погасить другим, но тем же в сущности. Дай мне силы, дай мне силы, Господи, не впасть во грех и пережить тяготы кротко и смиренно, как и подобает рабу Твоему. Nam et si ambulavero in medio umbrae mortis non timebo mala quoniam tu mecum es virga tua et baculus tuus ipsa me consolata sunt»…

Он ещё немного постоял, от стыда тиская эфес шпаги, а потом вышел, громко ступая негнущимися ногами по гулкому деревянному полу.

У окна дома по Геллерштрассе стоял какой-то мальчишка в потёртой одежонке и пытался заглянуть внутрь. Он привставал на цыпочки и что-то разглядывал в щель между занавесками.

— Эй, ты! — прикрикнул Готфрид. — Что нужно?

Мальчишка отскочил от окна и поднял на него испуганные глаза.

— Герр Айзанханг? — спросил он.

— Я. Что нужно?

— Вам письмо, — с этими словами мальчишка протянул ему сложенный вчетверо лист бумаги.

Готфрид дал ему пару крейцеров и мальчишка с облегчением убежал прочь.

На письме стояла надпись «Готфриду Айзанхангу». Интересно, от кого оно? Готфрид, не открывая двери, развернул его. Внутри лежал лист бумаги, исписанный красивым почерком:

«Если ты желаешь узнать, кто такая Эрика и почему за ней охотится ковен, то я могу помочь тебе. Но только в том случае, если ты поможешь мне. Ты, несомненно, помнишь, что в памятную Вальпургиеву ночь на шабаше присутствовал некий инкогнито, выдававший себя за дьявола. Был ли он им на самом деле или же нет — не важно. Я готова рассказать тебе всё об Эрике Шмидт в обмен на маску этого человека, которая находится у тебя. Но, пожалуйста, не вздумай искать меня или говорить об этом письме с Фридрихом Фёрнером, потому что в таком случае Эрике может грозить опасность.

Если ты согласен, поставь свечу на подоконник.

Хэлена.»

Что она задумала, эта ведьма? Готфрид вошёл в дом и бросил письмо в холодный камин. Затем он подошёл к окну, сорвал ненавистные багровые шторы и растоптал их. Так он топтал память об Эрике, этой блудливой суке.

Позади мяукнула кошка. Готфрид подхватил её, выпустил на улицу и захлопнул дверь.

Нужно собрать вещи и исчезнуть отсюда. Хотя бы на время. А потом, когда всё утихнет, продать дом, если его до этого времени не конфискуют, и больше никогда здесь не появляться.

И он начал собирать вещи в большие сумки. Лучше уехать сегодня ночью. Нет, ночью лучше выспаться.

На глаза ему попался подсвечник с оплывшей свечой. Будь что будет, подумал он, и поставил его на подоконник. Интересно, что ему расскажет Хэлена?

Он успел подняться на второй этаж, как в дверь постучали. Пришлось спускаться вниз и открывать. На пороге стояла Хэлена. У неё были спутаны волосы, одежда испачкана в дорожной грязи, а на плечах лежала засаленная серая шаль. Ведьма явно была где-то поблизости и ждала, когда ему доставят записку.

— Проходи, — буркнул он.

Они уселись по разные стороны трапезного стола, и Готфрид, чтобы не тянуть время, напрямик спросил:

— Так что ты хотела рассказать мне?

Хэлена помолчала в нерешительности.

— Маска у тебя? — наконец спросила она. — Покажи мне её, пожалуйста.

Готфрид со вздохом поднялся, сунул руку, в потухший камин, нашарил тайную полку и вытащил оттуда железную маску. Она бухнулась на стол с глухим лязгом.

— Ну, что?

Хэлена вздохнула, и сказала, не отводя взгляда от маски:

— Скажи мне, пожалуйста, ещё кое-что. Как ты узнал, что она лежала именно в той хижине?

— Мне приснился сон, — сухо ответил Готфрид.

Хэлена подняла на него удивлённые глаза.

— Не может быть, — прошептала она. — Нет, она не могла так… но зачем?

— Что случилось?

— Странно, что она тебе приснилась, — сказала Хэлена.

— Мне многое снилось в то время. Эрика подложила мне какие-то травы под кровать, вот они и…

— Это не Эрика, — ведьма покачала головой. — Это делали мы — я и Мать. А травы… наверное она просто хотела защитить тебя.

— А зачем вы это делали? — на лице у Готфрида не дрогнул ни единый мускул, не обозначилось удивление.

— Это была идея Матери, — сказала Хэлена. — Подобие пророческих видений — кладбище, на которое Эрика не могла не пойти, буря, которая должна была начаться на следующий день… Даже призрак Альбрехта вписался в эту затею как нельзя кстати. Ты должен был видеть подтверждения снов и верить им, как откровениям. А потом прогнать Эрику, решив, что она ведьма…

— Но я ведь мог отправить её в Труденхаус!

— Не мог, — Хэлена снова покачала головой. — Не стал бы. Ты не из тех, кто может так поступить… Мать чувствовала, что от тебя ей не угрожает и не будет угрожать опасность, даже если ты поверишь, что она колдунья. Мы думали, что ты просто отпустишь её и всё, ей придётся вернуться…