Александр Бруссуев - Радуга 2

Это решение было опрометчивым, даже, в некотором роде — роковым.

Когда парни приоткрыли дверь и вышли в темный тоннель, все было нормально. Иван, как слепец, держался за плечо Эдуарда, тот приставными шагами двигался по утрамбованному покрытию будущей подземной спецтрассы.

— Метров через двести — должны быть наши, — прошептал- Эдик, и в это время сзади резким хлопком ударилась о косяк дверь. Сейчас же кто-то нецензурно выругался.

— Патруль? — спросил Ваня. — Они через ворота выходят. Те скрипят по-иному. Черт, — это же наша дверь — через которую мы вышли!

Как потом выяснилось, охранники подземных рубежей мэрии оставлять у себя под боком неизученную дверь не собирались. Если раньше их особо не интересовала подземная жизнь, то теперь, поиграв в перестрелку с неизвестным вооруженным формированием, понеся некоторые потери, они взялись за изучение ближайших подступов со всей деловитостью, на какую хватило фантазии у руководителя. А начальник сказал: «Всех изловить и уничтожить!»

Похожий на танковый люк в одном из подсобных помещений вывел группу вооруженных людей в ход, который в свое время направил Ивана и Шурика к этой дурацкой двери. Шурик не успел никак среагировать на возникший, словно из ниоткуда свет нескольких фонарей. Если бы он не лежал с закрытыми глазами, если бы бойцы не старались передвигаться тихо, если бы Эдик не увлек с собой Ивана, то он мог бы, плюнув на боль, как-то убежать. Шурик дернулся, но получил прикладом поддых и врезался в оставшуюся неприкрытой дверь. Та захлопнулась, как из пушки.

Шурик захлебнулся болью, которая в одно мгновение выдавила весь воздух из легких. Ноги решительно отказывались держать тело, разум растворился в ощущениях. И были они не из приятных. Чьи-то руки бесцеремонно и безразлично, как хозяйственную сумку, поволокли его в сторону, противоположную той, куда не так давно ушли свои парни.

Иван, обозвав себя беспечным дураком, хлопнул Эдика по плечу:

— Дальше ты один. — И двинулся обратно, даже не пытаясь зажечь свой фонарь.

Эдик проводил его взглядом, вздохнул и пошел к своим.

Ваня ни разу не оступился, ни разу не врезался в стену, совершив положенное количество шагов до ответвления к месту былой своей стоянки. Ему очень не нравился тот факт, что под землей, по крайней мере в этом месте, не найти уединения. Людей стало больше, чем собак нерезаных. Причем, почему-то злых и нехороших.

По пути он слышал шелест и скрип замыкаемых за рейдовой группой центральных ворот, но идти и стучаться в них не решился. Да и не собирался, в общем-то. Иван, добравшись до хода, приведших их с Шуриком к неприятностям, не стал вздыхать и сокрушаться по поводу и без такового, включил фонарь и двинулся вон.

Однако если бы он решился уходить, то делал бы это несколько решительнее, не осматривал бы со всем тщанием стены, подволоки и пол под ногами, не подымал бы смоченный слюной палец в поисках сквозняка. Наконец, ему удалось обнаружить направление, коим придерживались «ментовские» рейдеры. Только силовая структура, организованная и натасканная на проведение определенных мероприятий, могла позволить себе столь тщательно обставлять свою мифическую оборону. Охранная контора, какая-нибудь режимно-пропускная шайка-лейка, даже частная армия — все равно это были менты. Каким-нибудь продавцам или таксистам просто не под силу организоваться. А другим организациям и общественным движениям сплотиться в более-менее серьезную структуру не позволяли. Все «Зарницы» непременно приводили к службе в армии, воспринятой с ужасом, или, позднее, с восторгом. Восторг в конечном итоге приводил к новым погонам, неважно, что зачастую пустым, и обмундированию мышиного цвета. Злобный «дед» превращался в не менее злобного мента, только гораздо опаснее.

Иван, как собака, взявшая след, добрался до ничем не примечательного люка под потолком. Все бы ничего, да скобы, ведущие к нему, в некоторых местах потеряли единообразное великолепие ржавчины. Сюда обязательно ступала нога человека!

Система запора была обыкновенной, реечного соединения. На старых пароходах такие люки использовались для доступов в какую-нибудь румпельную кладовую, или к цепному, положим, якорному ящику.

Иван вскрыл люк настолько быстро, насколько это было возможно. В хорошем темпе выбравшись в освещенное помещение, как черт из табакерки, предстал перед двумя дядьками в сером городском камуфляже. Один был холуй, другой — начальник. Большой начальник, но не очень, потому как у большого и холуев больше.

Люди в пятнистой форме не успели выразить возмущение, сказать «э», сплясать риверданс, или просто поздороваться. Ваня, не потратив на размышление ни доли секунды, сунул дулом винтовки холую в кадык, а его боссу прикладом в челюсть. Те осыпались, не издав никаких предупредительных выстрелов. С арбалетом в руках подобный фокус бы не прошел.

Это была кладовая, некогда выполнявшая функции хранилища боезапаса. Большая часть цинков с патронами были благоразумно вынесены — нельзя хранить их, в самом-то деле, в помещении, имеющем, как выяснилось, два независимых входа-выхода.

Сбрасывая оба тела обратно в люк, нимало не беспокоясь о возможности нанести им травму, Иван глядел по сторонам. Из всего изобилия ищущий глаз выявил ящик с патронами 5,56 мм. Теперь можно было чувствовать себя полноправным стрелком. Однако идти на войну он не собирался.

Иван забрал боезапас и скрылся в люк. Теперь нужно обезопасить себя от вторжения непрошеных гостей, а именно — заблокировать доступ. О, это решалось очень легко. Он, с помощью засунутого в распор своего замечательного ломика, повис на одной из реек, по сути представляющей собою всего лишь кусок толстой проволоки. Теперь с той стороны могут выворачивать запоры хоть с помощью двухметровых рычагов. С таким же успехом можно пробовать сковырнуть весь люк.

Пока Иван набивал магазин тридцатью патронами, мысль о том, что делать дальше в голову не приходила. У него появилось вполне боеспособное оружие (про арбалет как-то уже и не вспоминал), плюс два тела неприятеля. Он проверил их состояние и пришел к выводу: одно из них уже никогда не реанимируется. Может быть, потому что неловко ударилось при падении с двух метров, да еще приняло на себя другое, массивное и холеное. А, может быть, и потому, что удар в горло несовместим с общей жизнедеятельностью организма. Ваня выдрал из полуживого брючной ремень и связал ему сзади руки. Потом, подумав немного, лишил штаны всех пуговиц и лямок. Теперь, чтобы передвигаться, портки нужно поддерживать.

— Ну, хорош в беспамятстве быть, — наконец, сказал он и- ладонью отвесил живому несколько пощечин. Тот начал как-то реагировать только после того, как Иван, скрепя сердце, плеснул в лицо чуть-чуть воды из своих запасов.