Яцек Дукай - Иные песни

Марий повел стратегоса в свой шатер. Аурелия не отходила от эстлоса. Ее окружили амиданцы в обсыпанных песком джульбабах, абах и бурнусах, грязных тюрбанах и труффах, с густыми бородами, с тяжелыми кераунетами в руках и кривыми канджарами за поясами. Она, по примеру стратегоса, надела белую кируфу. Никакого доспеха никогда не носила, слишком легко уничтожал его огонь. Чужеземцы не знали ее, она была в их глазах безоружной женщиной чужой морфы.

Зато иганази на вид не отличался от обычных людей. Если бы не исключительно массивное строение тела, широкие плечи и толстый загривок да густые, жесткие волосы — не отличался бы и вовсе. Аурелия шла сразу за ним и, когда посмотрела вниз, увидела, что Марий бос и, несмотря на свой вес, не только не проваливается в песок, но вообще не оставляет на нем следов. Он мог — и должен был — скрывать это, но приближенные к нему люди всегда будут знать, что он тот, кто есть, Даймон Земли, иганази, гесомат.

В шатре уже зажгли масляные лампы и курительницы. Невольницы готовили воду. Селевкидит прощально махнул своим спутникам, но Аурелия, несмотря на тяжелый взгляд стратегоса, решила не позволить и на сей раз выставить себя прочь, натянув капюшон кируфы, быстро уселась в углу шатра, в тени за столпом, на брошенном под него персидском ковре. На ковре сидел зелено-голубой попугай; только он и проигнорировал Аурелию. Невольницы с телами, покрытыми цветными татуировками, и с лицами, обернутыми труффами, увешанные дешевыми украшениями, что звенели на каждом шагу, подали Марию и эстлосу Бербелеку воду для омовения, гашиш, кахву, коржики с корицей и фрукты. Клапан шатра опущен, только мигающий отсвет жестяных ламп освещал душное внутреннее пространство. От тяжелого, густого аромата благовоний Аурелию тошнило, но она молчала, и только через некоторое время одна из невольниц, по собственной инициативе, подала ей чашку горячей кахвы. Тем временем палатку уже наполнял сладкий запах пряного гашиша. Король и стратегос обменялись первыми любезностями, и так — от пустынного молчания к пустынному шепоту — начался военный совет. Говорили по-гречески, Аурелия понимала каждое слово.

Слова были прозаичны, фразы коротки, тон безразличен. Лучше всего она запомнит именно их тон. Казалось, что все уже решено: все или уже случилось, или случится в ближайшее время. Даты, месяцы, имена, цифры. Из подслушиваемых обрывков информации она выстраивала для себя образ готовящейся войны. Не будет штурма стен Амиды и осады города — повстанцы войдут внутрь вместе с путниками, с купеческими караванами, с транспортами невольников. Займут гарнизон, захватят стены, а ворота удержат открытыми, пока с запада, из Пергама и Александретты, не прибудет Хоррор Бербелека. Три полные Колонны Хоррора высадятся под Пергамом, по знаку с «Ломитучи» причалив к берегу, — пока же ждут на Средиземном море на кораблях Купеческого Дома «Ньютэ, Икита тэ Бербелек», на кораблях Анеиса Панатакиса и Африканской Компании. Амиду отделяют от Пергама более 4000 стадиев. Задерживая или сбивая все чужие воздушные свиньи и почтовых птиц (этим займется скорпион Омиксоса Жарника), мы получим как минимум шесть дней преимущества; линия эгипетских гелиографов там не проходит. Итак, осаждать до победы сильный Пергам или идти на Амиду без промедлений, чтобы короновать Мария? Тут снова появляются варианты, предположения, планы. Соберет ли Амидское Восстание достаточное количество людей, чтобы обеспечить Мария армией, способной взять под контроль всю страну? Достаточно ли сильна после пятидесяти восьми годов разделения и отсутствия державы, несмотря ни на что, ее Форма, чтобы и сейчас перебороть антосы Чернокнижника и Семипалого, Формы их власти? Здесь, правда, самая граница их аур — но кто сможет гарантировать, что Король-без-Короны окажется достаточно сильным Королем-в-Короне? Стратегос на сей счет отпускал иронические замечания. Марий лишь выдыхал гашишный дым. Аурелии казалось, что оба воспринимают вопросы как пустую шутку; когда возвращались к ним, подчеркивали сие молчаливыми взглядами и пожатием плеч. Что сделает Максим Рог? Что сделает Семипалый? Если Четвертый Пергам не получит быструю помощь от кого-то из соседей — а между Вавилоном, Уральской Империей, Македонией и Эгиптом надеяться можно разве что на последний, — то будет раздавлен за месяц. Но стратегос, казалось, верил, что Эгипет помощь окажет. Сплетался длинный диалог о политических последствиях переворота. Прозвучали имена дочек Гипатии и непристойные шутки. План эстлоса Бербелека охватывал изменения и в династическом порядке Александрийской Африки.

Невозможно, чтобы Яна была права, — но несомненно и то, что она лучше знает Иеронима Бербелека. Аурелия поняла, что это не вопрос выбора или верности, не вопрос истины или лжи. Это холодная логика силы и слабости. Вот, значит, перед каким парадоксом встала Лунная Ведьма: те, кто слишком слаб, чтобы сопротивляться ее Форме, наверняка также слишком слабы, чтобы встать против кратистоса адинатосов; те же, кто достаточно силен, — слишком сильны и не нуждаются в Иллее, сами суть Силы. Но тогда кто отправится в небесное сражение и убьет Отца Искривления?

Лишь боги и безумцы жертвуют собой ради человечества — остальные способны на жертвы только ради тех, кого считают лучше себя.

Аурелия слушала в неподвижности и молчании, капюшон кируфы скрывал ее лицо, только искры вспыхивали в тени. Если стратегос предаст Госпожу, я не позволю, не могу позволить ему уйти безнаказанно. Не затем ли я и была послана? Поступлю, как должно поступить риттеру, — прежде чем придется выполнять приказ Яны.

На рассвете Марий Гесомат снял лагерь и двинулся вместе со своими людьми в длинном караване верблюдов и хумиев в сторону встающего Солнца, дорогой через Садару, Нил и Эритрейское море, а после на север через Эфремов Джазират аль-Араб, в Амиду, город своих предков. У него еще не было армии, но уже были знамена.

В Оазисе Завистливого Скелета остались лишь четыре хумия, и два из них были предназначены стратегосу и луннице. Аурелия отказалась, никогда не пользовалась скакунами. Она будет бежать рядом с животными, вместе с негрскими воинами. Сняла кируфу, чтобы та не сковывала ее движений. Воины щерили в ее сторону кривые зубы. Стратегос сказал, что зовутся они Н’Зуи, а тот, что их ведет, — их новый вождь, Н’Те; недавно убил отца и был в большом почете. У него одного был кераунет. Он скалился Аурелии радостней остальных.

Стратегос что-то записал в своем дневнике и дал знак риктой. Негры завели стонущий напев. Рикта указывала на север, в морфу цивилизации, в сторону Эгипта и Александрии. Солнце поднималось все выше над горизонтом, в его огромном, сияющем диске, в который могла смотреть лишь Аурелия, растворялись фигурки амидских повстанцев, взблеснуло золото знамени Мария — и исчезли в рассвете.