Яцек Дукай - Иные песни

Она осталась снаружи, символический стражник, в переходе во внутренний скелет «Уркайи». Отсюда девушка видела, как корабельные дулосы переносят из ладьи в ладью вещи Антидектеса — исполнилась величайшая мечта старого софистеса, он полетит на Луну, перед ним откроются врата Библиотеки Лабиринта. Однако сейчас, когда он стоял в стороне и надзирал за погрузкой, было не сказать чтобы он лучился счастьем.

— Зверей оставлю — выбросите, если будут мешать. Жаль, что уже не проверю своих гипотез.

Старик жевал в задумчивости зерна кахвы. Аурелия проследила за его взглядом. Софистес смотрел под ноги, где за вращающимся эфирным бортом «Подзвездной» горел ослепительной зеленью узкий серп Земли: краешек Азии, Восточного океаноса и Земли Гаудата. Аурелия вспомнила, как и сама поглядывала на отдаляющийся диск Луны, покидая ее сферу два с половиной года назад вместе с эстлосом Бербелеком. В голову ее пришла печальная мысль, что, по сути, не слишком-то она и отличается от Антидектеса Александрийца, что ими движут сходные даймонионы, им, возможно, чуть более сильный, если уж он готов ради божьего интереса навсегда покинуть родной дом. До сего часа она не дарила его большой симпатией: он знал, кто она такова, и с самого начала относился к ней с презрением, удерживая Аурелию на расстоянии. Только через какое-то время та поняла, что он вел себя так почти со всеми. Что, конечно, не делало его симпатичнее. Из разнообразных замечаний, оброненных стратегосом, она восстановила историю Антидектеса: тот был продажен, нажил множество политических врагов, был продажен и задолжал, время его истекло. С другой стороны, он не продался эстлосу Бербелеку за деньги. Хотя, конечно, на Луне заимодавцы до него не доберутся.

— Но ты ведь на самом деле не верил во все то, что им рассказывал, — не то спросила, не то обвинила она. Софистес не поднял взгляд. Аурелия думала так: наверняка это последний раз, когда я его вижу, стратегосу он уже тоже не нужен, могу говорить, что захочу. — Интересно, в какой части софия, вся эта мудрость, сгроможденная в больших библиотеках, в какой части она лишь плод подобных заказов.

Старик усмехнулся себе под нос.

— За мудрость платят, это очевидно. Хуже, когда платят за глупость. — Бросил в рот очередное зернышко. — Спрашиваешь, говорил ли я им правду? Не знаю, какова правда, а значит — также и не врал.

— Врал, когда говорил, что знаешь.

— Разве ты не поддерживала планы своего стратегоса?

— Адинатосов нужно уничтожить.

— Но Чернокнижник — бедная жертва?

— Но все же не он призвал адинатосов. Правда?

Антидектес глянул на нее со злобным удовлетворением.

— Как я люблю таких вот страстных правдолюбов! Всегда держал при себе одного-другого в академии и, когда у меня портилось настроение, шел и задавал им какой-нибудь простой вопрос, вроде: «что есть бытие?», или «что есть добро?», или «кто твои друзья?». И сразу становилось легче. — Он раскусил и выплюнул зернышко. — Хочешь знать, во что я верил и чего им не говорил? Не хочешь. Откуда у адинатосов мог появиться интерес к земным сферам? Что такого могли они увидеть, учуять там, вне сферы неподвижных звезд, что возбудило их интерес и привело к нам? Порядок — это неизменная гармония; то, что повторяется, — не пробуждает удивления, миллионократный бег Солнца вокруг Земли нисколько не станет происшествием. Знаком становится изменение, знаком становится нерегулярность, знак — это слом гармонии. Пятьсот сорок лет тому назад кратиста Иллея Колотропийская покинула сферу Земли и осела на Луне. Теперь у вас там целые города, мир, замкнутый в собственной иерархии сфер, второй порядок, накладывающийся на порядок сфер Земли, второй центр космоса, к коему устремляются первоэлементы. Вслушайся в эту музыку. Слышишь, как она звучит? Святой ритм, вековечная мелодия раздираема растущим век от века диссонансом, скрежетом, проходящим через все небо. Тррррррр! Именно это они услышали, именно это учуяли — кто-то, что-то разбивает порядок этих сфер — и прилетели. Но — куда? Где случилась первая встреча, первая битва? Не ведут ли они себя как медик, пытающийся установить источник болезни? Куда они направились прежде всего? Стратегос говорил, что вы держите там пленника. Да-а. По крайней мере уж она-то должна понимать, чья это вина. Естественно, она любой ценой пытается их изгнать.

— Молчи.

— Теперь скажи мне, Пламенная: я вру? Вру? Вру ли я? Ну? Прощай.

Аурелия вышвырнула в эфир клетки со зверями и все прочие оставшиеся после софистеса вещи, едва только «Элоя» с ним на борту раскрыла черные крылья и начала восходить назад к Луне. Теперь девушка немного жалела, была бы хорошая оказия спустить курицу или собаку в этот бурлящий бульон цветов и форм. Проводить строгие наблюдения и последовательные серии экспериментов она охоты не имела, но вот проверить, какова здесь сила Искривления, — такое вполне бы пригодилось. Ведь бой под арретесовым антосом придется вести им, гиппирои, — в этой войне люди столкнутся с нечеловеческим, и в первых шеренгах встанут Наездники Огня — если не на Земле, то в эфире уж точно, не в этот год, так на следующий, не под стратегосом Бербелеком, так под другим гегемоном. Аурелия чувствовала, что эта битва ей предназначена, что она родилась для этой битвы.

За ее спиной (девушка не поднимала лица от ураниосового пола) Омиксос дискутировал с эстлосом о стратегии нападения.

— Южный Лед и те океаносовые острова и вправду настолько далеки и отрезаны от обитаемых земель, что трудно провести на них какую-то согласованную атаку, — говорил Омиксос. — Да и нет надобности ее проводить — пока они остаются отрезанными. Они и вправду выбирали места с минимальным шансом на контакт с цивилизацией, плацдармы превосходно укрыты.

— Но здесь, но это — уже дотягивается до Золотых Королевств, отпечатывается на Аксуме, Эгипте, Гуратии. Отсюда они могут повести прямое нападение, здесь они сильнее всего. Здесь, в Африке, должны мы ударить.

— Знаю, эстлос, знаю. Но — сам же видишь.

Они уже миновали центр Сколиодои, направлялись к Черепаховой реке. Аурелия наблюдала, как изменяются под «Уркайей» цвета и формы не-джунглей, — как не изменяются, для изменения нужно хоть какое-то постоянство, а где постоянства нет или где постоянство настолько поразительно абсолютно, ни о каком изменении не может быть и речи. Стратегос напоминал ей о «городе адинатосов», о слухах, разносимых местными дикарями, — слухах о гигантских конструкциях, искусственных сооружениях, зданиях, возносящихся из глубин Кривых Земель. Она высматривала хоть что-то выходящее за границы кипящей какоморфии. И впрямь, время от времени виднелись отступления от однородной аморфной пестрой дичи, объекты, что торчали вверх, малые отличия: что-то, сходное со скалой, что-то, сходное с костью, что-то, сходное с водной аркой, что-то, подобное ночи, и что-то, словно недвижное торнадо с ночью внутри — пролетали поверху, она заглянула. Порой над Сколиодои мелькали птицы. Понятно, какоморфы, но еще настолько напоминавшие птиц — с крыльями, а некоторые и с клювом, — что можно было причислить их к этой Форме. Аурелия внимательно следила за их полетом. Если те опускались слишком низко — принимали прямо в полете другую Форму, большинство камнем падали в не-джунгли, а может, и вправду окаменевали. Но однажды она видела обратный процесс: фрагмент неподвижной желто-красно-темной какоморфии превратился в тени «Уркайи» в крылатую черепаху и взлетел; крылья сразу же превратились в радужных медуз, а панцирь начал дымиться, и какоморф снова канул в Сколиодои.