Яцек Дукай - Иные песни

— Никакой охраны. Все на западном склоне, тринадцать. Один костер. Большинство животных стреножено, пара сотен пусов к югу. Кераунеты на подхвате, скорее всего, заряженные. Они как раз начали есть.

Господин Бербелек подозвал Попугая и Н’Те.

— Три отряда: Север, Юг и Резерв. Мы пойдем прямо, на расстояние выстрела. Север и Юг по склонам и к скале. Ждать грома. Тогда атакуем с двух сторон. Резерв за нами. Если кто-то вырвется, мы его снимаем кераунетами. После вы, и к животным. Не добивать. Вся добыча — ваша. Понятно?

— Д-да.

— Ну тогда вперед!

Они снова крались, прижимаясь к земле, разводя руками высокие травы, с тяжелыми кераунетами за спиной, каждый с двумя. Золотая саванна подходила почти к самым скалам, придется стрелять стоя. Первый отблеск костра разбойников господин Бербелек заметил во тьме уже через сто шагов, но пришлось, однако, подойти намного ближе, чтобы рассчитывать хоть на какую-то точность выстрелов, даже в соединении антосов нимрода и ареса. По крайней мере благодаря тем антосам все двигались бесшумно, никто не споткнулся, не кашлянул, не упустил оружие; а такое ведь случается частенько. Хотя точно не у воинов Н’Зуи.

Господин Бербелек уже мог различить средь теней людей, собравшихся у маленького костерка под скалой, мужчин и женщин (женщин было две). Приказал остановиться. Теперь нужно подождать четверть часа, чтобы удостовериться: Север и Юг на позициях. Иероним расставил стрелков. Он посредине, слева Зайдар и Авель, справа Завия и Ливий. Распределил цели, чтобы избежать зряшного расхода пуль на одну жертву. Тем временем резервный отряд растянулся за ними широкой подковой, Буйволовыми Рогами.

Господин Бербелек поднял руку. Разбойники ели, смеясь и разговаривая, один отошел опорожниться. Стрелки ждали в шеренге; Н’Зуи — присев на корточки в траве, будто окаменев. Тишина над саванной. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать; хорошо. Он поднял кераунет к глазам, нажал язычок спуска. Гром — и сразу же еще четыре. Сразу поднял второй кераунет, даже не глядя, упала ли его цель. Военный крик Н’Зуи — протяжный, звериный рык, коий не в силах издать человек цивилизованной морфы, — разодрал ночь. Дождь куррои пал на бандитов с обеих сторон, из-за северного и южного края скалы. Никто не вскочил, никто не убежал. Негры выросли вокруг огня, будто из-под земли — воздетые щиты, острия куррои над щитами. Господин Бербелек махнул рукой в сторону скалы. Подхватив первый кераунет, побежал за разгоняющимся резервным отрядом.

Согласно приказу, раненых не добивали. В живых оставалось четверо разбойников, один негрской морфы, один полукровка, двое эгиптян. Н’Зуи сдирали с побежденных все, что могли содрать: оружие, одежду, украшения, с мертвых и живых — без разницы. Господин Бербелек приказал перенести четырех окровавленных нагишей под скальную стену. Те стонали и ругались. Негру куррои воткнулась в живот, внутренности вываливались из раны, при каждом вздохе та раскрывалась все сильнее.

Н’Зуи разожгли костры, привели животных, начинался праздник, песни, танцы и схватки за добычу. По приказу Иеронима, Н’Те послал в саванну четверых охранников.

Белые же сгрудились под скалой.

— Что мы с ними сделаем? — Авель оглянулся на стонущего негра. — Этот не доживет и до рассвета. Может, возьми мы с собой Мбулу…

— Нужно было их сразу добить, — пробормотал нимрод.

— За некоторых из них назначена высокая награда, — сказал господин Бербелек. — Трупы не сохранятся пару месяцев, но живых можно довезти.

Завия хрипло рассмеялась.

— Их предыдущие жертвы или семьи жертв заплатят даже больше, по крайней мере, за предводителя.

— Верно, но как их отыскать? — вздохнул Тобиас. — Полагаешь, они признаются? А если разберутся в ситуации, то каждый будет говорить, что он и есть этот самый, как там его, Кафар.

Господин Бербелек кивнул Попугаю.

— Объясни ему, — указал подбородком на черного разбойника, — что, если представит нам своих приятелей, мы избавим его от мучений. Но если солжет нам — запросто сумеем их еще и продлить.

После чего оказалось, что Ходжрик Кафар и вправду жив — это один из эгиптян, тот, что с простреленным левым плечом. А кроме того, награда назначена еще и за полукровку, Гуча Ласточку.

Завия присела рядом с негром, приложила ему пальцы к шее. Тот перестал стонать, потерял сознание, умер.

Оказалось также, что Ходжрик прекрасно знает греческий (чего, впрочем, от эгипетского гвардейца можно было ожидать). Едва его выпотрошенный товарищ простонал их имена, Ходжрик принялся ругаться и проклинать своих несостоявшихся жертв.

— Лучше созерцай свое счастье в молчании, — посоветовал ему господин Бербелек. — У тебя впереди еще несколько месяцев жизни.

— Думаете, я не сбегу от вас? — рычал за их спинами Ходжрик, обнажив кривые зубы и дергаясь в узах. — Думаете, не сбегу от слепых псов Гипатии? Убегал трижды, убегу и в четвертый! Вы поедатели падали, вы моровые мухи! Я и не таких, как вы! Говно будете жрать по одному моему слову, говно! Продам ваших женщин, съем детей, буду жечь вас, член за членом! Никуда не сбежите, нигде не скроетесь. Знаю ваши имена! Бербелек! Лотте! Амитаче! Вероний! Лятек! Рек! Знаю вас! Не будете в безопасности! Через год, через два Ходжрик Кафар — в ваших дверях — говно, говно, говорю же! Я помню! В четвертый раз! Хотя бы и руку мне пришлось себе отгрызть!

Господин Бербелек повернулся и перерезал ему горло.

— Убедил меня, — сказал он в ответ на удивленный взгляд спутников, осторожно отирая извилистое острие халдейского кинжала.

До руин Марабратты оставалась еще пара недель дороги, и, пока Африка с избытком жертвовала нормальными зверьми, проще было застрелить куду, чем какого-нибудь небывалого какоморфа. Через три дня после инцидента с похитителями Алитэ убила своего первого зверя, молодую тапалопу. Ей как раз не сопутствовали ни Зайдар, ни Завия, выстрел оказался нечистым, тапалопу пришлось добить своим куррои воину Н’Зуи. (Господин Бербелек приставлял воинов к каждому охотнику, отъезжающему от каравана.) В результате все оказалось весьма неэстетично: много крови, паршивая рана, конвульсивно отползающая в колючие кусты тапалопа, задняя нога почти оторвана, негр, бьющий крючковатой палицей, заржи слетаются уже на липкий от крови труп, удушливый смрад.

Вечером тапалопу съели. Алитэ не отказалась от мяса, но и не выказывала гордости своим первым охотничьим успехом. Господин Бербелек решил попросить Ихмета, чтобы тот несколько следующих дней брал Алитэ с собой на охоту, в горячем антосе нимрода девушка быстро утратит антипатию к крови и отвращение к убийству, позабудет о свойственных цивилизованным людям представлениях о смерти.