Игорь Азерин - WW III. Операция «Эпсилон»

Рахматуллин был военнообязанным. Срочную службу проходил двенадцать лет назад и являлся старшим сержантом запаса, разведчиком-стрелком. Всегда считал: если понадобится, то без раздумий пойдёт в армию защищать Родину. Только идти в комендатуру сейчас, когда в горящем городе живыми – возможно, раненными – оставались его жена и дети, а до самого города тридцать с чем-то вёрст, ему не хотелось. Судьба семьи сейчас волновала его больше, чем судьба всего мира и его личная. Поэтому он всё время высматривал кого-нибудь, с кем можно было бы сговориться и попробовать проникнуть в город в обход блокпостов. Добыть средства защиты – и рвануть… Ведь военные успели поставить блокпосты только на трассе, вблизи мест дислокации – в этом Ильяс был уверен. Сговориться для совместного вояжа он был готов с кем угодно, но всё же отдал бы предпочтение кому-то из своих – из татар. И Ильяс искал в окружающих родные черты, прислушивался, надеясь услышать родную речь.

Вот он увидел двух женщин: похоже, татарки. Они шли от Т-образного перекрёстка и несли в руках несколько бутылок воды. Подойти? Может, с ними мужчины? Он прошёл метров двести, не выпуская их из виду. Видимо, мужчин с ними нет. Им можно было бы предложить свою помощь, но тогда это отвлекло бы его от главной цели – пробраться в город.

Улица, по которой он шёл, была названа в честь Пушкина. Обычная деревенская, на которой с трудом разъезжаются две легковушки, а пешеходам приходится сходить с проезжей части, чтобы пропустить автомобиль. По обе стороны вдоль заборов жёлтые трубы газопроводной сети. Там, где они пересекали улицу своеобразной аркой в виде буквы «П», грузовики ехали очень медленно, потому что груз в их кузовах иной раз лишь сантиметров двадцать не доставал до трубы. Тут чаще ехали гражданские автомобили. По левую руку от Ильяса, за домами и огородами, была видна другая улица, параллельная: по ней в сторону трассы то и дело проезжали военные грузовики, машины МЧС, иногда были видны колонны солдат в десять-пятнадцать человек.

Рахматуллин дошёл до места, где улица Пушкина пересекалась с улицей Энтузиастов. Здесь топтался очередной солдат-регулировщик. Без всякого энтузиазма, делая долгие паузы, он повторял: «До комендатуры прямо, до следующего регулировщика» – и слабым взмахом флажка указывал направление. В нескольких шагах от него стоял автомобиль «Киа». Водительская дверь открылась, и из машины вышел молодой мужчина лет тридцати. «Татарин», – предположил Ильяс, приметив в незнакомце искомые черты. А к тому в это время подходили двое: мужчина (моложе первого лет на пять), и женщина (беременная: с виду месяце на седьмом).

Ильяс направился к ним. Подойдя, поздоровался по-татарски, дождался ответного приветствия. Теперь сомнений не было – татары. Рахматуллин представился и завязал разговор на родном языке.

Мужчину, которого Ильяс увидел первым, звали Дамир, и он тоже ехал в Новосибирск. Его попутчики – сестра Алина и свояк Улан: они возвращались из Елабуги, откуда и был родом Улан. Оказывается, эти люди заехали в Коченёво той дорогой, что ответвлялась от трассы ещё до поста. Возможно, именно на ней и оставил Рахматуллин свою машину. Узнав, что в направлении Новосибирска не пропускают, решили окольным путём доехать до аэропорта Толмачёво, надеясь отправить оттуда в Казань Алину. Однако на выезде из посёлка военные их завернули, да и сами они засомневались, что из аэропорта теперь можно улететь, даже беременной женщине. Несколько минут назад родственники решили разделиться: Дамир собирался попасть в Новосибирск, где у него оставались родные, а Улан должен везти жену к родителям в Елабугу. Сейчас они намеревались найти попутную машину или автобус до Казани. Дамир хотел оставить машину при себе: на случай, если придётся вывозить родственников из горящего города.

Быстро рассудив, Ильяс предложил Улану взять свой «форд». Подумал: «Может, теперь сяду в него не скоро. Семью можно отправить с Дамиром (иншалла!). Даже если мне не хватит места, выберусь как-нибудь. Из города с семьёй можно выехать и на транспорте военных или МЧС – они ведь обязательно займутся эвакуацией людей. Так больше шансов сохранить машину».

Улан водительские права имел – он сразу согласился с предложением. Ильяс написал доверенность, а на диктофоны в мобильниках зачитал её текст и от себя добавил, что передаёт машину добровольно, чтобы новые владельцы благополучно добрались до Елабуги… ну и назвал адрес родителей в Кирби. Потом попросил у Улана доверенность и написал адрес отцовского дома с обратной стороны листа. Теперь он был спокоен за своего американского «коня».

Потом все вместе на автомобиле Дамира поехали туда, где Ильяс оставил «форд». Они ехали, разговаривали, и Ильяс всё больше убеждался, что он правильно решил отдать свою машину этим людям. Если его сейчас поставят под ружьё, а такое очень даже может быть, то сохранится ли машина тут, в чистом поле? Ехать на ней – тоже обременительное занятие, так как военные понаставили блок-постов. Хотя, к чему такие строгости? Почему передвигаться на личном автомобиле нельзя, а пешком – пожалуйста?

Автомобилей на просёлке скопилось уже довольно много, на трассе затор тоже заметно увеличился. Машину отыскали по наитию: навигатор теперь не отмечал координаты, даже область не определял. Рахматуллин забрал из салона некоторые свои вещи, затолкал их в сумку и передал ключ Улану. Родственники переложили поклажу в «форд», Улан сел за руль, его супруга – на заднее сидение. На листе бумаги Ильяс записал для Улана адреса брата в Казани.

Они уехали.

– Ну что, хочешь в город пробираться? – спросил Дамир, когда Ильяс устроился на переднем сидении его машины (он говорил по-татарски).

– Да. А ты что думаешь?

– Я тоже. Ты же спрашивал уже. Я так просто говорю… Надо только дорогу узнать. Навигатор карты показывает – будешь смотреть и говорить мне, куда ехать.

– Нам нужны противогазы, ОЗК. Я так понял, что их выдают врачам, полиции, эфэсбешникам. Ты кем работаешь?

Дамир ухмыльнулся:

– Нет, я не мент. На фирме работаю, продажа канцелярских товаров.

– Мы можем пойти в военкомат… ну, в комендатуру… и получить там всё. Запишут нас куда-то и выдадут. После этого мы по-тихому утечём.

Ильяс, говоря по-татарски, испытывал некоторые трудности: он привык разговаривать на русском, и ему сейчас было сложно подбирать подходящие выражения. Ильяс даже подумал, не предложить ли перейти на русский, но постеснялся озвучить эту мысль соплеменнику. Дамир, похоже, думал на родном языке и поэтому его татарская речь была беглой: Рахматуллину до сих пор было всё понятно, но приходилось напрягаться и иногда догадываться о смысле быстро произнесённого слова.