Игорь Азерин - WW III. Операция «Эпсилон»

Теперь деревья стояли полуголые, а под ними землю покрывал жёлто-бурый листвяный ковёр!

В это время в сумраке подвала люди и животные вжимались в стены и вцеплялись друг в друга. Неосознаваемый крик сотен людей слился в продолжительный пугающий стон. Закричали женщины, закричали дети, которых матери прижали к себе. Подобно глиняному слепку, в который древнее божество вдохнуло душу, железобетонный каркас подвала обрёл внезапно полуразум – и новоявленное соборное существо подняло к воображаемому небу сотни пар расширенных от ужаса глаз и колыхнуло пыльный мрак многоголосым стоном. В эти минуты «Последний день Помпеи» Брюллова и «Крик» Мунка нашли вполне осязаемое и объёмное воплощение не только в подвале новосибирской многоэтажки, но и в тысячах и тысячах других мест большой страны – России.

После первой мощной звуко-воздушной волны пронеслась вторая, сравнимая по силе, затем был ещё грохот и сотрясения от акустических ударов… но постепенно стало тихо. Наступившая тишина ощущалась как глухота. Впрочем, от земли и стен исходил какой-то едва заметный гул, природу которого было невозможно определить, – наверное, всё-таки это был звуковой фантом, порождаемый ошеломлённой нервной системой. С улицы доносилось яростное верещание автомобильных и магазинных сигнализаций, но в сознание оно пока не проникало.

Несколько минут люди находились в некоем помутнении сознания. Плакали младенцы, но матери слабо реагировали на их крик, оставаясь почти без движения. Но вот один за другим послышались голоса матерей, успокаивающих своих детёнышей. Сначала они были тихие, едва слышным шёпотом, но постепенно становились громче, привлекали к себе внимание других людей. Тёмное пространство оживало, материализовывалось в звуках. Всё больше голосов включалось в общий шум. Человеческая речь постепенно удлинялась – от отдельного слова или просто вздоха, до молитвенных фраз, а то и шутливых высказываний. Люди делились переживаниями, и каждый в отдельности, усваивал одну общую мысль: «Я живой».

Ильяс от природы был крепок здоровьем, и его тело без проблем перенесло перепад давления и акустический удар, но вот его сознание… Ильяс, что называется, «поплыл». Он пережил неопределённый по длительности отрезок времени, в котором не чувствовал тела и у него не было мыслей. Было только понимание… Нет, не понимание… ощущение близости к смерти, причём без всяких эмоций. Просто факт. Потом – сквозь марево полубеспамятства возвращения в тело, в хорошо знакомый родной мир.

Ощутив обонянием, что воздух наполнен пылью, и увидев её в луче чьего-то фонарика, он медленно достал и надел респиратор. Соседи по комнате тоже доставали респираторы, лоскуты ткани и прикрывали ими лица. В ушах стоял шум, поэтому речь и прочие звуки слышались не совсем отчётливо и приглушённо. Какой-то пожилой мужчина, едва видимый Рахматуллину во мраке, поправил марлевую повязку и сказал: «Н-да-а… Громыхну-уло. Но это далеко-о рвалось. Все взрывы далеко. Так что… поживё-ём ещё».

В паре фраз Ильяс и Артём обменялись впечатлениями. Их переживания оказались схожими.

Шли минуты. Пожилая соседка, предложившая место парням, попросила Рахматуллина посветить ей фонариком, чтобы она смогла достать из сумки лекарство. Женщина продолжала говорить: рассказывала о своих ощущениях, сравнивала с теми, что пережила во время первой атаки.

– Долго в подвале прошлый раз сидели? – спросил Ильяс.

– Три часа, – отвечала та, – даже больше. Как сообщение получили, что радиоактивное облако движется далеко отсюда, не в нашу сторону, так стали выходить. Передали: покинуть убежища, готовиться к эвакуации в запасной район. А вы что же? Я вроде вижу вас первый раз. Вы из какого дома?

– Да мы вообще из другого района. Только познакомились. Меня Ильяс зовут, а его… – Рахматуллин запнулся, видимо, вспоминая имя своего новоприобретённого товарища, – Артём. Мы с Правобережья, с «Заельцовской». А вас как зовут?

– Ольга Степановна меня зовут. А вы что же, из города выбирались?

– Нет. Наоборот, в город.

Ильяс коротко рассказал историю своего путешествия за семьёй. Разговор шёл при свете нескольких фонариков. Артём тоже сказал пару слов о себе, а потом взялся снимать рубашку – встал, чтобы в тесноте и темноте не задеть руками соседей.

– Посвети сюда, – попросил он Ильяса, отдавая ему мобильник.

Рукав рубашки и бок были в крови.

– Что это? – спросил Рахматуллин.

– Говорю же тебе, зацепил меня этот козёл возле банка, – отвечал Артём, поднимая руку и заглядывая себе под мышку.

Ольга Степановна и сидевшая рядом с ней знакомая соседка тоже стали интересоваться, откуда ранение. А ранение было касательным, лёгким. Пуля прошла под рукой, пробив куртку и расчесав кожу вдоль одного из рёбер. Царапина, но Артём её потревожил, и начала сочиться кровь. Соседка дала Артёму влажные салфетки и ватный тампон. Он быстро обработал рану и вновь надел испачканную кровью рубаху.

У входа показались двое мужчин с большими фонарями в руках. Об одном из них перед налётом упоминала Ольга Степановна – Олег Иванович, второй – его добровольный помощник. Соседка пояснила: Олег Иванович – бывший военный, полковник в отставке, ныне взял на себя обязанности старшего по дому, или, как теперь стали называть, коменданта дома.

– Как у вас тут дела? – спросил комендант. – Все живы-здоровы? Помощь медицинская не требуется?

– Нет, не требуется… А что там слышно? Известно что-нибудь? Сколько здесь сидеть?

– Сколько здесь сидеть, не знаю, – отвечал отставной полковник на новую порцию вопросов, повторяемую в каждом из тех помещений, которые он проходил, – но приготовьтесь к длительному времени. В этот раз ударили сильно и где-то близко. Если ударили на востоке, по аэропорту, например, то не меньше суток, а то и двух, придётся ждать. Ветер оттуда. А там уже будем думать. Запас воды есть, хотя и небольшой, а с едой – дело чуть похуже. Но у нас и отхожее место плохо приспособлено для такого количества народа. Значит, довожу до сведения тех, кто ещё не знает: туалет в последнем помещении, в угловом, по проходу налево. Воду, если не для питья, а для гигиены, брать из спускников водопровода.

– Вон у вас спускник водопровода, – посветил фонарём в угол помощник коменданта, – а вон – с батарей отопления. Мы отопление отключили пока, чтобы не так жарко тут было; задвижки перекрыли, но вода в трубах есть. Даже ещё горячая, так что не ошпарьтесь. И экономьте каждую каплю.

– Да, отопление мы отключили, – продолжил комендант, – но температура всё равно в подвале повышается. Вот, начиная обход, проверил, уже на три градуса выросла, с тех пор как мы сюда зашли. Так что без надобности не ходите, присаживайтесь ниже, потому что у пола прохладнее и смотрите за теми, кто рядом. А то кому-нибудь станет плохо от жары, тепловой удар или сердце прихватит, а в темноте-то и не заметите, что соседу вашему помощь нужна. Значит, если тут есть врачи, то будьте готовы в любой момент исполнить свой медицинско-гражданский долг. Есть среди вас врачи?