Андрей Гребенщиков - Голоса выжженных земель

Это была самая последняя запись в дневнике, Ник сразу же узнал ее.

Из крошечного динамика раздался режущий, оглушающий треск помех. С каждой секундой становился все громче, заставляя барабанные перепонки биться в истерике. Прошла целая вечность, прежде чем хаотичный набор шумов обрел упорядоченность и вновь превратился в такой знакомый, но теперь совершенно лишенный интонаций голос. Это была она!

– Ты сам решишь, что сделать с предателем…

Арех находился далеко за спиной юноши, и Ник не мог его видеть. Но он видел. Отчетливо и ясно, будто стоял рядом.

– Ты сам решишь, что сделать с предателем, – повторил диктофон.

Ангар наполнился движением, укрытые пылью машины помолодели и лишились своего серого, старческого покрова. Вокруг них суетились люди, совершая сложные и совершенно непонятные Нику манипуляции с еще живой и вполне послушной техникой.

– Две тысячи двадцать первый год. Канун Праздника Общей Беды. Завтра закончится Второй Цикл, и ворота вновь откроются.

Ник внутренне содрогнулся, услышав слова, когда-то принадлежавшие дяде. «Праздник Общей Беды». Очередная годовщина Катастрофы!

– Жители убежища готовят побег из ненавистной им Обители. Пять тяжелых «Волков» отправятся в путь, чтобы разведать местность и найти безопасный маршрут отхода, а затем вывести за собой всех желающих на менее защищенной технике.

Картинка меняется. Теперь ангар виден под другим углом: перед самыми воротами замерли пять броневиков, красавцы «Волки». Изображение нечеткое, сильно размытое, к тому же лишено ярких цветов, будто состоит из разных оттенков серого. Все видится так, словно наблюдатель находится на потолке ангара и оттуда подглядывает за происходящим. «Видеокамера» – подсказка сама собой рождается в мозгу.

К последнему стоящему в ряду «Волку» подбегает человек, судя по хрупкой фигуре – женщина или девушка. С ней ребенок, не малыш, но и не подросток, точнее его возраст определить трудно. Женщина долго о чем-то разговаривает с водителем – Ник ничего не слышит, его видение лишено всякого звука и даже малейших шумов, – яростно жестикулирует, видимо, уговаривает или угрожает. Внезапно изображение расчеркивают яркие всполохи. Это включилась аварийная сигнализация, отголоски тревожных баззеров, наконец, нарушают тягучее безмолвие. Мама и сын (Ник откуда-то знает это) в первое мгновение пугаются, оглядываются по сторонам, но уже через несколько секунд девушка подхватывает ребенка на руки и, обежав броневик спереди, стремительно проникает через пассажирскую дверь в кабину. Захлопнутая дверка однажды распахивается, женская рука тянет ее обратно на себя, но кто-то невидимый, вероятно, водитель, пытается высадить незваных пассажиров наружу. Силы явно не равны, но на помощь девушке приходит гермозатвор – задрожав, створки ворот приходят в движение, медленно расходятся в разные стороны, пропуская внутрь Обители желтоватый туман. Борьба в машине прекращается сама собой – нельзя, чтобы отравленный радиацией воздух попал в салон, где теперь находятся люди без химзащиты. Колонна военной техники – броневик за броневиком – выдвигается за пределы Убежища.

Перед тем как «Волки» окончательно растворились в тумане, ракурсы несколько раз успели смениться, Нику казалось, что неведомый наблюдатель в доли секунды перемещался в удаленные точки в ангаре: он успел рассмотреть колонну сзади, сбоку и даже зависая над ней сверху. Внезапно картинка рассыпалась на десятки, а может, сотни отдельных изображений, собранных в единое целое, – эпическое полотно, сотканное безумным мастером из разрозненных, не подходящих друг другу кусочков ткани. Каждый мозаичный элемент жил своей жизнью, заключал в себе людей, занятых своими делами, и механизмы, монотонно повторяющие одни и те же заданные раз и навсегда движения, старательно фиксировал безмолвие пустых помещений… Фасеточный глаз гигантского насекомого, в котором отразилась вся Обитель… «Это мониторы наблюдения».

Колонна из пяти «Волков» выезжает из Обители, но строй быстро рушится – в плотном тумане невозможно держаться друг за другом. Впрочем, рации работают, пусть и с сильными помехами. Эфир взрывается криками и грохотом выстрелов практически мгновенно, туман чует богатый улов… Эль – это была она! – прижимает себе шестилетнего Колю, водитель по имени Шура сыплет проклятьями, его машину со всех сторон атакует невидимый противник. Многотонный автомобиль мотает из стороны в сторону, он практически неуправляем, сокрушительные удары сотрясают бронированные борта, грозя смять защищенный корпус, как консервную банку. Машина ревет мощным движком, захлебывается оборотами, но уже не двигается с места. Шура Кузнецов пытается уйти на задней передаче, и «Волк», кряхтя от натуги, сдает немного назад, когда исполинский по силе удар отправляет броневик в нокдаун, – вращаясь вокруг своей оси, он отлетает вбок, поднимается на два колеса и неудержимо кренится на левый борт. Водитель в последний момент «ловит» машину и, отчаянно выкручивая руль, ставит ее на все четыре колеса. Однако перевести дух экипаж не успевает, резкий толчок снизу подбрасывает переднюю часть автомобиля, отрывая ее от земли. Не достигая поверхности, бампер зависает прямо в воздухе, будто неведомый гигант держит его в своих руках. Задние колеса впиваются грунтозацепами в почву, пытаясь вырваться из мертвого захвата, но почти трехсот лошадиных сил недостаточно. Надежный, безотказный «Волк» ничем не может помочь своему экипажу… Из бойницы десантного отделения разносится стрекот автомата – стрельба беспорядочная, целиться не в кого, врага на линии огня не видно, грязно-желтое марево надежно скрывает своих обитателей.

Ускользающе краткий миг, что остается у людей до последней атаки чудовища, каждый использует по-своему: водитель Шура не выпускает бесполезный руль и продолжает давить на газ, оставшийся в строю боец в кузове – два его товарища уже лишились жизни, у одного сломана шея, у другого разбит череп – убивает свои страх и беспомощность очередями из «калашникова», маленький мальчик Коля безуспешно борется со слезами, захлебывается собственным криком. Только Эль сидит безучастно и смотрит в окно перед собой. Она знает, что делать, на все уже решилась, но отведенное ей мгновение тратит на мольбу. Обращенную не к богу – к водителю Шуре Кузнецову: «Защити моего сына!» Когда время выходит, гулко хлопает дверь за покинувшим борт пассажиром, мальчик Коля шепчет испуганное «мама!» тому месту, где она только что была, водитель Шура с облегчением и торжеством ощущает, как «Волк» всеми четырьмя колесами вгрызается в землю и, набирая скорость, рвется сквозь туман. Он еще не думает о том, что сумасшедшая девушка отвлекла внимание на себя, обменяв свою жизнь на жизнь своего ребенка, а заодно – неизвестного ей водителя. Он не знает, что без устали выкрикивающий «мама, мама, мама» пацаненок скоро станет ему племянником, не настоящим, но горячо любимым, не знает, что маленький Ник – то ли Никита, то ли Николай – на целых два года потеряет речь, а память о так страшно закончившемся детстве утратит навсегда. Александр Кузнецов не знает, что им предстоит чудовищно тяжелая дорога – которую не одолеет безвестный солдат из десантного отделения – до станции метро Донская, где вдоволь наиздевавшаяся судьба наконец смилостивится и подарит новый дом. Но за выживание которого еще предстоит новая борьба с бушующей там эпидемией…