Эдгар Пэнгборн - Дэйви

Конечно, я всегда буду помнить, как Майкл подмигнул мне, поздно вечером, когда нам пришлось быстро пропеть мэрканский гимн, чтобы удовлетворить отца Бланда; его подмигивание вызвало у меня лихорадочную необходимость поговорить с ним конфиденциально и узнать, встретил ли я такого же одинокого человека моего типа, даже если он окажется еретиком. Как только, во время пения гимна, эта мысль пришла мне в голову, мне показалось, что Майкл — с тех пор, как мы встретились — выведывал все время мои мысли, так же неуловимо, как дикое животное ощущает легкий ветерок.

Позднее он предоставил мне возможность поговорить с ним той ночью, проскользнув в мою комнату со свечой, которую не зажигал, пока не закрыл дверь.

— Можем ли мы побеседовать, Дэйвид Лумис? У меня кое-что на уме, но можешь прогнать меня, если очень устал и хочешь спать. — Он все еще был одет по всей форме, как я заметил, включая рапиру.

Спать мне не хотелось. Он пододвинул стул поближе к моей кровати и сел, широко расставив ноги, расслабившись, как небольшой кот. Я немного боялся его, однако питал уже к нему привязанность, думая, как легковесно он выглядел — сильный ветер мог бы выдуть его из комнаты. Его голос казался более похожим на контральто, чем на тенор; он не пел вместе с нами, заявив, что не различает звуковых тонов, но это оказалось неправдой, хотя у него были свои причины.

— Дэйвид Лумис, когда я смотрел на твое лицо, то чувствовал в нем признаки ереси. Нет, пожалуйста, не тревожься. Я занимаюсь охотой за ней, но со стороны еретиков, понимаешь?.. только не с противной стороны. — Никто никогда не смотрел на меня так проницательно, как смотрел тогда Майкл, прежде чем коротко и резко выкрикнул: — Нет побуждения побежать рассказать отцу Мордану?

— Никакого, — ответил я, — за кого ты меня принимаешь?

— Я должен был спросить, — сказал Майкл. — Я почти рассказал тебе, что я еретик, опасного типа, и мне пришлось выжидать, не появится ли у тебя такое побуждение. Если бы я понял это, мне бы пришлось принять какое-то решение.

Я посмотрел на рапиру.

— С помощью этого?

Казалось, мой вопрос огорчил его. Он покачал головой, отвернув изучающий взгляд своих глаз.

— Нет, не думаю, что мог бы поступить так с тобой. Если бы была опасность твоего предательства, полагаю, я бы исчез…, отступая от тебя, пока между нами не оказалось бы безопасного расстояния. Но я не вижу такой опасности. Думаю, ты и сам еретик. Ты веришь, что бог создал мир для человека?

— В течение длительного времени, — сказал я, — я совсем не верил в бога.

— Это не пугает тебя?

— Нет.

— Ты мне нравишься, Дэйви… — Должно быть, мы проговорили часа два той ночью. Я кратко рассказал о моем жизненном пути, так как он убедил меня, что хочет знать о моей жизни, что это имеет значение для него лично, не только потому, что мы были единомышленниками и путешествовали по одной и той же дороге. В прошлом только Сэм и мадам Лора (и в очень далеком прошлом, на другом уровне, маленькая Кэрон, которая, вероятно, уже мертва) побуждали меня чувствовать, что мои слова имеют значение, и то, что я сделал, было, по-своему, немного историей. Теперь теплота, доступность и узнавание исходили от моего ровесника, который, несомненно, был обучен знаниям и имел хорошие манеры, и, во всем этом, был равен с мадам Лорой, а то и превосходил ее; ровесника, который был также искателем приключений, занятым опасной работой, распаляющим мои собственные честолюбивые устремления.

Я рассказал Майклу, что мечтал о путешествиях издавна, что хотел бы увидеть солнце, когда оно загорается, чтобы светить днем.

— Нужно зажечь другие огни, — сказал Майкл, — не меньшие, чем солнце, в определенной степени, но только другие. Огни в человеческих душах и сердцах. — Да, он беспокоился о революции в те дни. Здесь, на острове Неонархеос, я, конечно, совсем не чувствую такой уверенности в чем-либо, как, полагаю, в наши восемнадцать лет.

Доступность и узнавание — ну, взросление и является, частично, непрерывной цепью узнаваний. Говорят, старение окажется последовательным рядом прощаний. Думаю, именно капитан Барр высказал мне такую сентенцию не очень давно.

В ту первую ночь, когда остальные обитатели гостиницы храпели, Майкл не рассказал мне в ответ так же много о своем собственном прошлом. Некоторые подробности он не готов был поведать, пока не узнает меня лучше, другие — не нарушив клятвы, данной им при вступлении в Общество Еретиков. Но он был свободен от клятвы не рассказывать, что такое общество имелось в Нуине и начинало приобретать сторонников за пределами нуинских границ. Он мог рассказать мне о его убеждении, что церковь не будет управлять вечно, возможно, даже не очень долго, — сейчас я считаю это юношеским оптимизмом. И он сказал перед тем, как уйти, что, если бы я пожелал, он мог бы очень скоро познакомить меня с кем-то, кто принял бы меня временным членом. Они называли это испытанием — если я в этом заинтересован?

Нужно ли рыбе плавать? Я хотел выпрыгнуть из кровати и обнять его, но, прежде чем смог сделать это, он достал из своей рубашки небольшую фляжку и передал ее мне.

— «Молоко девственницы», — сказал он, — иногда называемое «можно-выдавливать»… эй, не усердствуй, сукин сын, его должно хватить нам на весь путь до Вустера. Спи, Дэйви, и иди утром с нашим гусиным стадом паломников, и мы поговорим снова. Но, в другой раз, если еретик моргнет тебе, не моргай в ответ, если рядом находится священник, который может уловить подергивание твоих ресниц.

— О!..

— Нет, не потей, они ничего не заметили. Но будь осторожен, друг. Таким вот образом, люди, подобные нам с тобой, остаются в живых.

Утром, на дороге, отец Мордан был все еще озабочен первородным грехом, и это, может быть, помешало его внутренностям должным образом обходиться с очень обильным завтраком, так как его лекция, при прохождении первой мили, или двух, по пыльной дороге прерывалась внезапной неприличной отрыжкой. Отец Бланд терпел это, сколько смог, а затем прицепился к теологической сущности — думаю, один бог мог бы оценить это — и изложил отцу Мордану источники спора. Под прикрытием этого воодушевленного спора и жары, мы с Майклом отстали на расстояние слышимости и продолжали наш ночной разговор.

Он, казалось, был в более созерцательном настроении, также немного привыкнув ко мне. Однако между нами было все же много невысказанного, несмотря на согласие и постоянное развитие внезапной дружбы. Большую часть этого утреннего разговора я помню только в отрывках, хотя в чувственной форме он весь пребывает во мне.

— Дэйви, возможно, ты мог почувствовать, что отец Мордан не обладает абсолютной истиной?

— Ну, в конце концов…