Анна Закревская - Entre dos tierras

– Я уже выбрал, Охотник, – голос Овера становится далёким до ужаса и словно идёт изнутри, так что не понять уже – слышишь ты это или придумываешь сам.

– Почему. Ты. Остался. Со мной? – последнее усилие. – Только. Из-за этой. Др-р-ряни. В груди?

Память подсказывает, что Крис уезжал на неделю. Сразу, как только ты пришел в себя после той страшной потери крови. Он вернулся грустный, но решительный. И с седой прядью на виске. Но он ничего тебе не рассказал, просто был рядом всё это время. Впрочем, следом перед глазами появляются и яркие картинки со дня свадьбы Маши и Хидео: беспощадные слова Линды, сбитое дыхание Криса…

– Я протянул тебе руку, когда ещё ничего о ней не знал, – говорит Кристиан твердо, заглядывая другу в глаза. – Просто помни об этом…

Боль сжалась до маленькой точки и замерла. Обратный отсчёт таймера внутри. Пять. Четыре. Медный привкус крови из дёсен. Три. Два.

– Я люблю тебя, Овер, – выдохнул Охотник.

Всё, больше нет сил держать себя в руках. Но уже и не страшно. Можно кричать во весь голос – в этой глуши разве что ели качнут верхушками да сорвётся со скалы чайка. Можно зарыться с головой в снег – на долю мгновения остудить этот жар. Можно стать беспомощным и раненым зверем метаться в руках Овера. Он выдержит, а, значит, выдержу и я. Назло медицинским картам, назло Олесе, назло тебе, зараза. Потому что даже если б не было тебя, Овер всё равно остался бы рядом.

Только меньше было бы этой полынной горечи во рту…

Президент Восточно-Европейского сектора рассеянно листал в воздухе полупрозрачные страницы настольного календаря, небрежными движениями руки прокручивая проекции одну за другой. Если немного согнуть палец, под обозначением даты вылетало золочёное окошко короткой исторической справки о праздниках далёкого и не очень прошлого. Февраль едва начался, но, задумавшись, Президент забыл затормозить прокрутку и улетел к самому концу месяца, где был обозначен «День воинской славы, бывш. День защитника отечества».

Хм, так и до гаданий дойти недолго. А что ещё остаётся, когда в стране импорт снова превышает экспорт, в освоении Солнечной системы мы настолько отстаём, что русский язык уже давно не считается официальным языком космоса, а в умах граждан полный разброд, так что о высоком национальном духе и говорить не приходится…

Следовало бы думать о новой стратегии, назначить внеочередное совещание членов Правительства, но мысли Президента помимо желания соскользнули с общего на частное, с настоящего в прошлое, в те дни, когда воспитатель в детском саду выстраивал свою группу по росту. Маленький будущий Президент вытягивался на мысках, как мог, учился гордо вскидывать голову, и однажды настал тот торжественный день, когда в строю слева от него оказалась пустота, а лица ребят по команде воспитателя обратились к нему. Но мало оказалось получить звание Первого. Неограниченные права предполагали и наличие многочисленных обязанностей по сохранению статуса, а главной заповедью отныне было: «не позволяй никому оказаться на шаг впереди тебя и прикрывай тылы». А какое тут, если Тот, другой, всё время идёт параллельным курсом, вполоборота глядя на него, Президента крупнейшей европейской державы, с лёгкой усмешкой откровенного превосходства, словно снимая у него с языка ещё не сформулированные приказы, так, что если утром главе Восточно-Европейского сектора приходила новая мысль по спасению завязшей в кризисе родины, то к вечеру она уже получала противодействие там, за океаном. Паранойя Президента зашкаливала, и он убрал из своего окружения всех мало-мальски ненадёжных людей, но факт оставался фактом, и если уж он собрался гадать на календаре, то можно на секунду и поверить в то, что его, Президента, мозг каким-то неведомым образом стал открытой книгой для этого наглеца, который мало того, что ворует чужие идеи, так ещё и мешает их автору воплотить задуманное.

А, чтоб тебя там разорвало…

Слегка нагнувшись, Президент нащупал под столом небольшой рычаг, открывающий потайную нишу в стене. Резкое движение – и тонкий перочинный нож летит в стену, попадая точно в горло улыбающемуся темнокожему человеку, чьё изображение висит в нише. Портрет Президента Североамериканского альянса истыкан так, что глаз уже не разобрать, но рваная улыбка по-прежнему белозуба.

Чтоб тебе пусто было, яйцеголовый индюк…

Ладно, не время поддаваться эмоциям. Президент вытер со лба крупные капли пота, тяжело отдышался. Календарь по-прежнему мягко светился в воздухе над столом, словно ожидая, когда же его владелец вновь сможет связно мыслить и воспримет послание на языке переносных значений, единственно доступном простой бессловесной программе.

Свет мой – календарь, скажи…

«…и великий князь сплотил вокруг себя народ, возвеличив одного бога вместо многих, одну столицу вместо ста городов, и послал он быстрых, как мысль, гонцов, чтобы они донесли новый порядок до…»

Быстрых, как мысль, значит.

Вначале было не Слово, ибо мысль изречённая есть ложь. Перед Ударом у недостаточно опытных бойцов всегда следует Взгляд, выдающий его направление и цель.

А значит, чтобы вновь подняться над соперниками, нужно научиться перехватывать их намерения ещё до того, как они станут действием. И самому уметь защищаться от собственного оружия.

– Министру внутренних дел, министру внешней политики, главе Департамента безопасности. К концу недели подготовить доклад о ресурсах, которыми мы располагаем для того, чтобы…

* * *

Третий день февраля. После ночного приступа Алекс чувствовал себя разбитым, но смотреть, как Овер перегибается в окно и пытается ртом поймать снежинки, было тяжело. Значит, решено. Пересилить слабость, натянуть куртку и замотать шею шарфом. Давай, Овер, одевайся. Я же вижу, что тебе невмоготу быть в четырех стенах.

Привычный маршрут. Понтонный мост, главная улица Сортавалы, кирха. Поворот направо, протянуть друг другу руки, чтобы перебраться через раздолбанный старинный переезд через одноколейку. А дальше… Городской парк. И снова перед глазами Охотника темнеет, потому что весь обзор загораживает самая высокая точка Сортавалы – гора Кухоярви. И нет, сдаваться нельзя. Это не так уж сложно – подняться на вершину ради Сероглазой птицы. Птица должна летать, а гора – самое то. Не транскод, конечно, но всё же замена.

Долгий пологий подъём. Уже на середине тропинка ускользала от взгляда, и приходилось идти наугад, выбирая не слишком скользкие камни… Но неизменно, в самых сложных местах один подхватывал другого, как бы самому не было тяжело в этот момент.

Алекс набрал в грудь побольше воздуха. Вершина. Не до захватывающего вида на Ладогу, но ничего. Здесь есть место, к которому тянет уже столько лет. И можно наплевать на простуду и боль, на бисер февральского дождя и упасть под единственным на вершине можжевельником… Закрыть глаза, стать частью камня. Просто ждать, пока Овер, налюбовавшись видом с обрыва, подойдет поближе и прикоснётся ладонью к горячему лбу.