Александр Бутенко - Если бы Конфуций был блондинкой

Были слухи, что кто-то из активистов собирал одноклассников. Но меня никто об этом не известил.

Становиться инициатором самому – ну как-то резона нет.

Увижу я этих людей, которые исчезли из моей жизни теми майскими днями – что я им скажу? Что они скажут мне?

Как кто-то сказал про сборища бывших одноклассников – они нужны для того, чтобы трахнуть таки тех, кого не успел трахнуть тогда.

А мне даже и этого не сильно нужно.

Аню Л. я так и хочу оставить романтичной грёзой своего подростковья. Хочу запомнить её недосягаемой.

А остальных, кого «трудно найти, легко потерять и невозможно забыть» – нашёл легко, забыл безболезненно.

Я закрываю строку поиска. Больше я не увижу этих людей.

Любопытство удовлетворено. Какие-то призраки нашли своё вечное успокоенное пристанище. Там им и место.

Мёртвые к мёртвым. Живые к живым. Призраки к призракам.

Камо грядеши: 45, 73

Утро – время для любви. Любовь – это не спать вместе, это вместе просыпаться.

Особенно когда за окном синяя мгла зимнего дня, на дорогах столпились серые змеи автоколонн. Прохожие извергаются паром. Мегаполис собирается в новый рабочий день.

Город собирается – а мне туда не надо.

Не надо вместе с ними стоять в серых автозмеях. Не надо надрывно кашлять в варежку, пробираясь к остановке по сугробам.

Во всей романтической науке боготворена ночь, как время волшебства и разврата.

Эх, глупые люди! Ну очевидно же, что утро – лучшее время для утех.

Когда ещё не слетел какой-то окутывающий сон, когда обнимаешь притягательное тело, а оно обнимает в ответ, а тяжёлое одеяло обнимает обоих.

Ночью огни, война и ложь. А утром интимность, самый сводящий с ума запах. Очарование сонливости, в тумане которой находишь прелестнейшие холмы и сокровеннейшие изгибы.

Под звуки флейты теряется голова.

Пищит будильник. Не первый уже раз.

Будильник не мой, девушки.

Она охает, начинает выбираться, похожая на сонного зверька. Или недовольного мультяшного диснеевского персонажа.

«Оставайся», – говорю я ей.

Она замирает. Именно для того, чтобы замерла, я и сказал.

Сидит на кровати, сонная, голая, с мило отпечатанной на целуемой щеке подушкой.

Грустно повисли грудки. Вздымается очаровательный животик.

Выдохнув, она качает копной смявшихся волос: «Нет».

И что-то очаровательно и грустно канючит про какую-то там работу, на которую ехать по серой автозмее.

Она надевает трусы, спрятав королевскую рощу, в которой ещё так недавно царила удалая утеха.

Я смотрю на её прелестные складки на животе, зная, что каждая секунда неумолимо быстротечна, и эти чуть-чуть нависающие райские холмики сейчас исчезнут под футболкой.

Смотрю, как колышется её грудь, как не сразу ноги попадают в колготы.

Я провожаю её и возвращаюсь в еще теплую постель, хранящую запах.

За окном чуть рассвело, натянулись цепи транспорта и людей.

Она, в забавной красной шапке с помпоном, пробирается по сугробам.

Утро.

Глупые люди! Утро – время для любви, не для работы. Работать и ночью можно, а любить уже будет поздно.

Некоторое время лежу под одеялом, наблюдая, как из полумрака выплывают привычные вещи.

Иду на кухню. Ставлю чайник.

Камо грядеши: 67, 78

С евреями я был связан всю жизнь, с тех пор, как родился в Днепропетровске, за глаза называемом Днепрожидовском, городе, который всего лишь век назад был еврейским на треть.

«Евреев меньшинство, но везде их большинство» – в моей жизни евреи всегда и везде оказывались где-то рядом на фронтах культуры, науки, искусства, общения, исследования.

Приезжая в новое место, начиная заниматься новой деятельностью, я не сомневался – прежде всего столкнусь с евреями.

Евреи оказывались в каждой компании – соратниками, участниками. Иногда противниками, причем самыми шумными.

Всегда деятельными и увлечёнными.

Интересно, но евреи меня всегда выделяли и всегда оказывали мне особое внимание.

Поначалу меня это просто забавляло. Но когда евреев в моей жизни стало слишком много, настолько, что это уже невозможно было считать случайностью, я задумался – кто они? Почему они так причудливо концентрируются? Чем я их притягиваю? Что они во мне так стабильно находят?

Какое-то время евреем считали меня, да иногда и продолжают считать.

Оттого, что «слишком умный».

Объясняли этим мою хитрожопость, мобильность, изворотливость. Да и финансовую сторону жизни, которую я всегда умел налаживать, не страшась начинать дела с нуля и учиться по ходу.

Забавно – евреев в обозримом пространстве моей родословной нет.

Украинцы, русские, поляки, финно-угры, цыгане, уйгуры, малые народности Урала, казаки донские, запорожские, казаки-разбойники да гайдамачий сброд – есть, а вот евреев – ну хоть бы один.

Когда я хотел себе израильский паспорт, я очень кропотливо всё излазил – никого, чёрт бы побрал.

Не будет мне израильского паспорта.

Евреям приписывают множество качеств, которые им, по моему опыту, совершенно не свойственны.

Например, скупость и стяжательство.

В моём опыте – евреи всегда были первыми, кто вкладывал деньги в новые, зачастую авантюрные мероприятия. Кто рисковал, безвозмездно жертвовал. Помогал, проявлял щедрость. Делал всё, что скупости прямо противоположно.

Евреи часто получают прибыль, это правда. Но ещё чаще, из того, что я знаю – евреи деньги теряют. Прогорают, просчитываются, терпят неудачи.

Так они учатся – пробуют всё, узнают то, что работает, и берут в свой опыт.

Ещё часто евреев представляют расчётливыми и хитрыми.

Евреи всегда очень увлечённые и своему увлечению отдают всех себя. Да, среди них много фанатов. Но вот что любопытно – в своей увлечённости они совершенно теряют стороннюю критичность, слепнут, начинают видеть только то, что вписывается в их сегодняшнюю картину мира и становятся элементарными жертвами нечистоплотного обмана.

Да-да, я знаю – «когда родился хохол, еврей заплакал» – нет ничего более простого, чем обмануть еврея.

Если мне понадобится кого-то обмануть, особенно с целью чем-то завладеть – я пойду к еврею. Приду, расскажу с горящими глазами еврею любой безумный концепт и попрошу на него денег – еврей их даст.

Испробовано. Не единожды.

Евреев так легко обманывать, что это даже уже становится неинтересным – как ребёнка обмануть, никакого азарта.

Они всему изначально верят. Еврей, даже самый ушлый, всегда в глубине души доверчив как ребёнок и неисправимый идеалист.

К евреям вообще редко равнодушны. Они заметны, как ни крути.

Они чем-то выделяются, даже когда ведут совершенно ровный образ жизни и выполняют непримечательные функции.