Евгений Константинов - Изоляция Застолья

Лепил, особенно не стараясь и абсолютно не веря, что уменьшенная копия «оживленного» маньяка по своей сути окажется копией маньяка настоящего. Тем не менее, две микроскопические «Т» и «Ё» темно-синего цвета сотворил добросовестно и, вооружившись увеличительным стеклом, приделал их между большим и указательным пальцами правой руки маньяка-песенник. Не с первого и не со второго раза, но удались буковки, хоть и был скульптор к тому времени очень даже нетрезв.

Оно и понятно – за работу над фигуркой Серега принялся, не успела захлопнуться дверь за гостями-милиционерами. По въевшейся привычке, когда фигурка была готова, скульптор придумал пластилиновому маньяку имя-отчество – Арутюнян Артурович. А потом и кличку добавил – Тёртый. Такой вот неожиданный ход, понятный лишь одному Костикову, в отношении «бильярдного шара» Артура.

Оживлять Тёртого собрался не здесь, а в потаенной квартире на Сретенке и обязательно – на территории Застолья. Но прежде чем оживлять, необходимо будет переговорить кое с кем из живчиков – с тем же Борисычем, Никодимом, Фуфелом, Боярином, да даже и с Владом! – объяснить им расклад в плане нового персонажа. Своей копии, то есть, Шубе объяснять ничего не надо – сам все знает-чувствует.

Серега очень сомневался, имеет ли вообще смысл задуманный «уникальный эксперимент». Но считал, что просто обязан хотя бы что-нибудь сделать. Хотя бы слепить из пластилина фигурку, мысленно подразумевая, что это копия того самого маньяка. А вдруг сработает…

В эту ночь Сереге Костикову вновь ничего не приснилось. Может, оно и к лучшему.

На следующий день, в пятницу проснулся с абсолютно свежей головой. Собрался позвонить Фуфелу и еще раз уточнить, во сколько и куда именно приезжать, чтобы проведать Боярина. Но тут ему позвонил Джон Большой, водитель начальника инкассации Матвейчикова и сказал, чтобы Серега не дергался, и что, где-то через час за ним кто-нибудь заедет и заберет.

Заехал за Серегой не кто иной, как Бугор, но не на Волге, а на новеньком бронеавтомобиле забравшись в который, Серега увидел еще двух водителей – Краснова и Фуфела. Обменялись рукопожатиями.

– Что, бояре, едем навещать главного Боярина? – бодро обратился Серега к коллегам по работе.

– А заодно и помянуть моего бывшего сменщика, покойного Скворца, – невесело, сказал Краснов.

– И заодно, – тоже посерьезнел Серега, – помянуть и мою бывшую, любовь Викторию Ким. Ты же ее помнишь, Фуфел?

– Как не помнить! Ровно за сутки до своей смерти в моей машине водкой грелась…

– Кстати, грелась вместе с Бояриным, – напомнил Серега.

– И с Паном Зюзей, – хмыкнул Фуфел. – Эх, знать бы…

– Между прочим, – чуть погодя, сказал сидевший за рулем Бугор, – этот самый Лаврик некоторое время со мной на одном маршруте работал. Хорошо, не в мою смену тогда подставился, урод! Теперь двумя годами не отделается.

– Бугор, а броневик за тобой постоянно закрепили? – Серега решил перевести разговор на другую тему.

– Постоянно, – ответил за него Краснов. – Как и меня. Будем теперь по очереди Хорошевский маршрут катать.

– Нормально, – сказал Серега. Хотя, ничего нормального в этом не было. Бугор был последним водителем, с которым Сереге хотелось бы работать. Впрочем, он почти уже решил для себя, что, выйдя после закрытия больничного листа на работу, сразу попробует перевестись на другой маршрут, попросит Александра Петровича. Желательно – на утренний, обслуживающий сберегательные банки. В этой просьбе начальник инкассации отказать ему просто не сможет.

Александр Петрович Матвейчиков подъехал на Волге к воротам больницы имени Боткина одновременно с броневиком Бугра-Краснова. Привез начальника Джон Большой. Оказалось, что навестить Боярина приехало довольно много коллег: сумочник дядя Миша Хлепатурин, водители Джон Маленький, Чечен, Овец, инкассаторы Гаврилыч, Тороп, Радио, Негодяев, Пух, Слива, даже две кассирши, работавшие в банке – пожилая Лидия Нестеровна, среди других кассирш – самая вредная и придирчивая, и совсем молоденькая Танечка – с букетом цветов… Целая делегация собралась у входа в Боткинскую.

– Господа! – провозгласил Матвейчиков, – Я все выяснил. Сейчас дружною толпой выдвигаемся на территорию больницы в парк. Либо Боярина к нам спустят, либо сам спустится.

Толпа дружно двинулась по чистым тротуарам больницы, но Костиков задержался, отвечая на телефонный звонок.

– Шуба, ты со своими травмами и простудами совсем, что ли охоту забросил? – выпалил Максим.

– Ничего я не забросил, Макс, просто, сам понимаешь…

– Нет, ты мне твердо скажи, хочешь поехать на охоту или?

– Глупейший вопрос, Макс. Конечно хочу!

– Сегодня вечером готов?

– Сегодня… – замешкался Серега. Он хорошо себе представлял, чем закончится посещение больного. С другой стороны, сколько можно пить, лучше и в самом деле, не напиваться, а вернуться домой в нормальном состоянии, собрать охотничьи причиндалы и махнуть с Максом на вечерню зорьку. Наверняка, он уже что-то спланировал, «все схватил».

– Можно и сегодня. А какой расклад?

– Отличный расклад, Шуба! Заезжаем за тобой часиков в шесть и выдвигаемся, куда бы ты думал? В твой любимый Истринский район, на охотничью базу к нашему старому знакомому егерю Мих Михычу. Заселяемся, оформляем путевки, и – вечером на вальдшнепа, а утром – с подсадной. И так – двое суток. Что скажешь?

– Шикарно! Но как…

– У меня, как всегда, все схвачено, Шуба. Не переживай…

– А по деньгам?

– С тебя вообще ни копейки. Я – угощаю. Главное, будь в норме. Ага?

– Буду!

Петр Тереньев по прозвищу Боярин вышел из здания больницы самостоятельно, хотя и в сопровождении донельзя хмурой медсестры. Не вприпрыжку, конечно, и не быстрым шагом, но вполне уверенно приблизился к толпе сослуживцев, с рукой на перевязи и пластырем в области виска. Приблизился, не скрывая счастливой улыбки на заметно осунувшемся лице.

– Бояре!!! За что такая честь по мою грешную душу?

– Иди сюда, кровопроливец! – Матвейчиков соизволил обнять больного. – Господа, прошу обратить внимание! Вот это самый человечище уже второй раз на нашей очень опасной работе пролил кровушку, защищая собственной грудью государственные ценности!!!

– Да я-то, что? Я, как говорится, долг свой выполнял, – еще сильнее расплылся в улыбке Боярин.

Тут как тут оказалась ветеранша банковской службы Лидия Нестеровна, а с ней и Танечка, вручившая кровопроливцу букет роз, и чмокнувшая его в щечку. Лидия Нестеровна последовала ее примеру, при этом гораздо крепче прижав Боярина к своей выдающейся груди – под общий восторг остальной толпы. Тот аж зарделся.

– Шуба! – воскликнул Боярин, высвободившийся из объятий ветеранши и бросился в объятия Костикова. – Ты же мне каждую ночь снишься!