Наташа Корсак - Полёт в Чаромдракос

На шее у волка висели охотничий рожок и кожаная фляжка, которую он с легкостью подбросил в воздух, и в тот же миг она оказалась в руках Стрикс.

– Merci, Louka [84] Спасибо, Лука ( фр .). , – восторженно сказала она и махом открыла фляжку.

Понюхав содержимое, Стрикс одобряюще кивнула и поднесла её к губам Камиллы. Но та была так слаба, что наш гость сказал:

– Придется вливать. – Он присел рядом с Камиллой и, как добрый домашний пес, положил свою мохнатую морду на подушку так, что его мокрый нос точь-в-точь оказался у лица бабушки. – Это последняя порция. Там осталось не так много капель, – предупредил он и, понюхав уши, нос и горло Камиллы, неожиданно заскулил: – Время быстротечно.

В этот момент я вспомнила, как однажды на выставке зверей я попросила отца купить мне лайку. Выбрала щенка и без разрешения родителей стала тискать его и даже дала имя «Bébé», [85] Малыш ( фр .). но отец отказал мне! Вернув малыша продавцам, он сухо объяснил, что собака и я несовместимы. Предложил взять черепашку, тогда уже отказалась я.

– Чарум, – шепотом произнесла я и смущенно добавила: – Кто ты?

– Меня зовут Лука. Я – оками, – ответил он и, мигом стряхнув тоску с породистой морды, твердо сказал: – Если не вольете ей молоко насильно, она умрёт.

– Rosie, tu pourras le faire mieux [86] Рози, у тебя получится лучше ( фр .). , – сказала Стрикс и передала мне фляжку с китовым молоком.

Я коснулась её трясущейся рукой, но тут же с непонятно откуда взявшейся верой в себя я уверенно приподняла голову Камиллы, приоткрыла её остывшие уста и аккуратно, по одной капле, принялась поить её голубоватозеленой жидкостью. Молоко пахло приятно, напоминая мне аромат утреннего моря и цветущих ирисов, а в кристаллах его капель хороводились бессмертные полупрозрачные созвездия.

Внезапно молоко иссякло. Я со страусиным любопытством заглянула в горлышко фляжки, потрясла её. Ничего. Внезапно бабушка закашлялась, словно утопленник, получивший живительную порцию свежего воздуха.

Лука по-щенячьи завилял хвостом и подпрыгнул на задних лапах, цокая длинными когтями по деревянному полу. Стрикс, справившись с судорогой, заказала воробьям-официантам налить ей литр ядрёной лягушачьей настойки. Луи наконец-то выполз из укрытия и запрыгал у ног Камиллы, обнимая её по очереди то за одну, то за другую туфлю.

Откашлявшись, она вдруг притихла, но тут же распахнула свои глаза и уставилась в пустоту черного потолка. Её зрачки стали такими же лазурно-синими, как и китовье молоко. Оно заполнило её глаза до самых краев так, что они превратились в два неиссякаемых океана, наполненных тайнами и секретами.

– Что с ней? – испуганная, но завороженная, спросила я. – Она вроде как… почти спит, – усевшись у изголовья Камиллы, ответил Лука.

– Почти спит? Но как мы узнаем, что ей лучше? – тревожилась я.

– Я вижу, кроме слова «чарум», ты так ничего и не знаешь. Ты могла бы спасти её ещё прошлой ночью, если б поверила своим снам. Я ждал тебя, но ты боялась даже подумать о том, чтоб войти.

– Прошлой ночью? Да о чем ты?

– Luc, la fille ne sait vraiment rien [87] Лука, девочка действительно ничего не знает ( фр .). , – заступилась Стрикс. – Kami restera couchée longtemps comme ça. Peutêtre, entre temps, tu peux lui tout raconter? [88] Ками долго так пролежит. Может быть, пока ты всё и расскажешь? ( фр .)

– По-вашему, я смогу рассказать? – Лука хмыкнул. Заходил взад-вперед, словно тигр в клетке. Слегка раздраженный вниманием разношерстной толпы, что готова была отдать всё за его снисходительное «да», он думал-думал, а потом глянул на меня, словно аппарат Рентгена.

– Я, правда, ничего не понимаю! – чуть не расплакалась я. – Где ты мог меня ждать… погоди… – Вдруг туманы памяти распахнули передо мной картину прошлой ночи. – Это ты в моем сне выл по ту сторону страшных ворот?

– Да, Рози, – навострив уши, ответил Лука. – Это я. Но ты хотела убежать, скрыться, твое сердце было полно ненависти и страха. И конечно, ворота тебе не открылись!

– Кто ты такой, чтобы укорять меня? Я и правда не думала входить в ворота. И вообще, я очень давно не видела снов и очень испугалась!

– Ты права Стрикс, – будто не замечая моей истерики, обратился к химере волк. – Я всё расскажу. Но для начала принесите мне немного земной воды. Мне нужно погасить внутренний огонь, чтобы задержаться на земле. Ками пролежит до первых солнечных лучей, что опускают на город лунмы. И это счастье. Конечно, она не погрузится в детский сон. Первое время она не будет нас слышать, но ближе к утру её глаза и уши вновь почувствуют всё, что здесь происходит. Молоко вернет ей силы! А пока она будет и с нами и далеко, там, где нет снов, только бездна. Для неё это как транс. Кусочек грез, как таблетка от головной боли…

– Luc…. Vas-y! [89] Лука… ну же! ( фр .) – прервала его Стрикс.

– Ты готова выслушать меня, Рози? – голосом профессора-экзаменатора спросил он.

– Готова, Лука…

– Ты всё ещё ненавидишь Камиллу?

– Не знаю, Лука, не уверена.

– А в чудеса ты веришь?

– Я верю, Лука, – ответила я дрожащими губами и протянула к волку свои руки.

Он подошел ко мне, сел рядом. Передние лапки положил мне на колени, как делают дрессированные домашние собаки, прежде чем выманить лакомство, и взглянул мне в глаза. Свет же его глаз был таким ярким, что я зажмурилась, но, разглядев в них тепло и доброту, немного успокоилась и улыбнулась.

– Я помню Камиллу ещё маленькой. Короткая стрижечка «боб», добрые и слегка грустные щенячьи глаза, застенчивый голосок. Ты наверняка не знала, что она сильно заикалась, так, что порой сложно было разобрать слова, но всё же она не молчала. Любила рассказывать свои человеческие истории: страшилки, смешилки, грустилки. И всё мечтала. А я всегда её понимал.

Вспоминая, Лука прикрыл свои совиные глаза и улыбнулся, оголив на мгновение острые клыки. Но я всё же успела приглядеться к ним. Нет, то, что Стрикс называла халадонтасом, явно принадлежало не Луке. Не его зуб Камилла носила на своей груди. Так чей же? Может, Лука и раскроет тайну.

И вот, хлебнув земной водицы, он начал свой рассказ.

В парах и поодиночке серебристые снежинки вальсировали на балу темной петроградской ночи. Подобно дамам и кавалерам из высшего общества, они заняли лучшие места в лучах призрачных фонарей, стерегущих дремлющую подо льдом Фонтанку.

То был декабрь 1916 года. Луна по-княжески разлеглась над мостами и храмами взъерошенного революционным духом Петрограда. Как старый волк-одиночка, город жалобно стонал в капкане самых разных неприят ностей.

Вторую зиму в мире шла война. История так и нарекла её мировой. Боролись страны, как обычно, за правоту и власть, припомнив друг другу и все старые обиды. Российс кой империей в ту пору правил царь Николай Романов. Долгое время он глядел на войну со стороны, не желал ввязываться в эту кровопролитную склоку. Но однажды всё-таки отправил своих солдат на сражение с Германией и Австро-Венгрией.