Владимир Буров - Петр Первый

– Почему?

– Мне кажется, ты много врешь, а чё врешь сам-то хоть знаешь?

– Ну, так это, дай мне твой рубль, а как вытащу вернет тебе его за рубль двадцать.

– У тебя все равно не хватит двадцать копеек. – Я сыграю около кабака в наперстки или в железку, думаю, двадцать-то копеек добуду как-нибудь.

– Э-э, парень, ты и мой проиграешь. И знаешь почему? – Почему?

– Тебе не везет ни в любви, ни на деньги.

– Да нет, деньги были, но нас ограбили в лесу разбойники, такая скотобаза, что не только деньги, но и лошадь у меня отняли.

– Так это у тебя отняли?! – очень удивилась она. —А говоришь, что безлошадный.

– Ну, не у меня, у моего хозяина, – смущенно ответил парень.

– Ты, часом, не разбойник?

– Да ты что?! Самого, говорю, намедни ограбили. И то их атаман меня обманул. Грит:

– Снимешь тетиву с моего лука, дак отпущу тя к чертям собачьим, а нет хрен с тобой – пешком дальше пойдешь.

– Ну и?

– Так и вышло. Снял я тетиву с иво лука-то – силы хватило, но дальше все. Точнее, наоборот: уже не всё помню. Ударил меня лук своей согнутой дугой так, что проснулся, а. А как будто бы это был сон, только вот синяк на лбу был, а теперь, наверное, прошел.

– Ну-ка, дай посмотрю, – дама протянула лапу сквозь прутья забора. – Точно, это был ты.

– Тебя там не было, ты не можешь знать.

– Это естественно, но лбу видно, что ты говоришь правду. Но не всю. И знаешь почему?

– Почему?

– Ты и есть хозяин кобылы, а в стойло поставил своего слугу.

– И как ты только всё угадываешь? Ты не колдунья, а то – если не знаешь – их жгут на костре.

– На костре?

– Или в срубе.

– Ну-у, если бы меня поймали и захотели сжечь в срубе, как Алену Арзамасскую, ты бы спас меня?

– Позволь тебя спросить, как бы я мог тебя спасти, если там будет, как всегда, народу видимо – не видимо. Впрочем, да, конечно.

– Тогда сейчас пойду, принесу тебе мой первый и последний рубль – ибо целого рубля у меня еще никогда не было, тем более серебром.

Она принесла рубль серебром, попросила поклясться, что:

– Больше никогда не поставишь в Щит – Стояло своего слугу.

– Дак, естественно! Он сам – если ты не знала – напросился.

– Почему?

– Хочет в следующий раз тоже иметь средство передвижения, а не бежать за мной, как собака за хвост.

– Дай, грит, потом мне хоть осла.

Веришь?

– Да. И знаешь почему?

– Почему?

– Всем почему-то хочется жить лучше.

– Ну, я пойду?

– Да, конечно. И кстати: ты зачем приходил-то?

Парень остановился.

– Подожди, дай подумаю, – он потер лоб, боли в котором уже не чувствовал, но память только это и чувствовала. По крайне мере, периодически.

– А! Дак у меня письмо барышне.

– Какой еще барышне? – удивилась Алена – если она себя так уже назвала. А нет, так дело не за горами, еще назовет как-нибудь.

Наталья Кирилловна как раз вышла на крыльцо. Хотела зевнуть мечтательно, но передумала, увидел парня, эдакого деревенского оглоеда, но назвавшее – скорее всего – ее:

– Барышней.

– Иди сюда, мил человек, – решительно махнула она рукой, как крылом ласточка.

– Те чё?

– Кому, мне? – Василий оглянулся. – Дак, вот шел к вам, а меня по неопытности напоили и обобрали.

– Не наоборот?

– Вы правы, совсем наоборот, – сказал Василий, и добавил: – Хотя не исключено, что я вспоминал в обратном направлении.

– Ты философ?

– Не думаю.

– Ты ученый?

– Скорее всего, нет.

– Тогда говори прямо, зачем пришел?

– Дак это, письмо потерял, отсюда и начались все мои приключения.

– Что за письмо? Жалованье дворянства?

– Точно! Почти что. Это было письмо к Дуне Тонкопряхе, где-то тоже здесь живущей с тем, чтобы переправили меня резидентом на явку к вам.

– А ты не молод ишшо, чтобы по бабам-то шляться?

– Нет, у меня всё в порядке.

– Ладно, проверим, этой ночью ты будешь парить в бане Елену нашу прекрасную, и аш до третьего дня.

– Включительно?

– Вот ду ю сей?

– Я грю: до или пока и третий день, а даже ночь не завершатся полностью?

– Нет, не полностью.

– Почему? Я бы мог.

– Ты не должен всё знать сразу, – ответила царица.

И только на пятый день Василий освободил своего Ивана из Стойла с отверстиями для лап и башки, хотя сам думал, что это только четвертый день.

– Не верю глазам своим, и не верю ушам своим, – сказал Иван, и попробовал отжаться от земли хотя бы несколько раз. Но не смог сделать и одного отжимания. – У меня нет сил, Василий, – сказал он, – честно, как будто тебя не было тыщу дней и столько же полюс одна ночей.

– Прости, Иван, что я задержался на один день.

– Я согласен взять золотом, – ответил Иван.

– Бери сам, я не в состоянии применить ум мой для этого дела.

– Почему? Мы ехали сюда, чтобы набрать исходный капитал именно этим делом. Что случалось?

– Что? Именно это и случилось: этих дел оказалось два.

– И?

– И первое Это лишило меня не только сил физических, но и что самое удивительное, материальных.

– Как это? – спросил Иван.

– Как? Чтобы играть в железку нужно думать, а у меня ума уже не осталось.

– Куда он делся, если мы рассчитывали жить здесь долго и, может быть, даже счастливо?

– Ошибся в расчете. Думал Это Дело не может выпотрошить из Хомо Сапиенса больше половины иво собственного ума – оказалось:

– Сбылось.

– Что сбылось? – не понял Иван.

– Сбылась мечта идиота: он понял, что настолько умен, что другие не могут даже насытиться.

– Да? Ты, наконец, понял, чем отличается неправда о будущем от реального настоящего?

– Да! Практически достукался.

– Всё не так, как ты об этом догадывался раньше?

– Естественно.

– Хуже?

– Да ты что! Лучше, и намного. Кардинально, практически, отличается от вымысла, который распространен в деревне.

– У нас в деревне тоже некоторые: коз практически трахают.

– Сказки, я бы знал, ибо козами называют тех просто-напросто, кто превышает свои полномочия.

– Я считаю, и тех и других.

– Думаю, мил человек, Иван, ты принял за козу ту русскую студентку Роттердамского университета, которая у нас отдыхала от умственных трудов этого Амстердама, и каждый день водила экскурсии в своё родовое гнездо – в котором все, кроме нее вымерли.

– Да, слышь ты, хотела найти способ возрождения жизни там, где ее уже нет.

– Она просто думала, что жизнь ушла, да, но, скорее всего:

– Недалече.

– И надо найти возможность ее вернуть восвояси, так сказать.

– Как ее звали?

– А я помню? Кажется, я к ней не ходил, ибо никогда не хожу по приглашению, а чтобы только была возможность:

– Настоять на своём.

– Вчера – Сегодня так и было? – спросил Иван.

– Дак, почти.

– Что это значит, Почти?

– Они просили, но я пошел все равно по своей воле.

– Как не доенный козел.