Андрей Мошанов - На Темзе всегда клюёт

Зал прилета Хитроу был похож на подобные места во многих европейских городах. Огороженный металлическими поручнями широкий проход, по которому непрерывно шли пассажиры прилетевшие кто-откуда, напоминал реку впадающую в море, которая выносила из своего устья потоки человеческих тел с чемоданами, сумками, пакетами и растворяла их в безграничной ширине зала прилёта.

Нетерпеливые родственники и друзья прибывающих располагались у самого выхода, словно стремились первыми завладеть своими близкими не теряя ни секунды.

На почтительном расстоянии от этого коридора, стоял ряд одинаковых мужчин державших в руках таблички с именами либо названиями организаций. Все они были одеты в похожие повседневные костюмы из Mark and Spenser за 99 фунтов, белые рубашки и черные галстуки, так, как это было принято в компаниях предоставляющих вип-трансфер из аэропорта в гостиницу. Водилы лениво перекидывались друг с другом короткими фразами и спокойно стояли в ожидании своих пассажиров, многим из которых предстояло пройти тест на сообразительность: найти табличку со своим именем и, соответственно, узнать своего водителя. Некоторые делали это с третьего раза, постепенно привыкая к рукописному виду своей фамилии на иностранном языке, например Serebriaukov, Tatiannikov, Shakhmuratov… Другие почти сразу впадали в истерику и начинали бессмысленно бегать вдоль этого ряда взад и вперед, сравнивая текст на этих табличках с какими-то каракулями в своих записных книжках, понятными только им самим.

Олег хорошо помнил инструкцию Марины о 60 фунтах, которые можно было потратить на такси до города.

– Ставь в отчет о командировке, – сказала она, передавая ему хрустящие банкноты, – а там хоть пешком иди. Главное, доберись до вечера в свою гостиницу. Александр Викторович будет звонить около 19:00. Обратно вы едете вместе в воскресенье. Он заберёт тебя в свою машину до аэропорта. Здесь 180 фунтов, 60 на такси и суточные на четыре дня по 30 фунтов, чтобы ты с голоду там не умер.

– Нет уж, поеду на метро, сэкономлю. – давно решил он, прочитав в интернете отзывы путешественников и составив маршрут. Ничего сложного, синяя ветка, прямо от аэропорта Хитроу до Green Park без пересадок. А там по верху до гостиницы не больше километра. Моя Park Mews как раз на маленькой улице рядом с Хилтоном. Если что – спрошу у людей.

Лондонское метро оказалось простым для навигации и вполне логично организованным для иностранцев даже с пониженным IQ. Он быстро разобрался с указателями, спустился к кассам и купил за £5.60 дневной билет. У самого входа он притормозил, пропуская вперед себя молодых людей, чтобы посмотреть как и куда прикладывать билет. Всё было понятно. Билет вставлялся в маленькую щель, машина заглатывала его, читала, пропускала через себя и выдавала его обратно пассажиру, распахивая для него на время рамку турникета.

Аэропорт был конечной станцией этой ветки метро и подошедший поезд предложил на выбор сразу несколько пустых вагончиков. Пассажиры стоявшие на перроне начали неторопливо затаскивать чемоданы и рассаживаться на синие велюровые сидения, которые успокаивали путешественников своей мягкой текстурой, мгновенно нейтрализуя их невроз и возбужденность от авиаперелёта, и давали полное ощущение того, что ты сел в машину к приятелю, а не в общественный транспорт или в разваливающуюся маршрутку на Белорусском вокзале, приводимую в движение водителем-таджиком. Люди показывали своим умиротворенным видом – ну вот я и дома . По вагону разлилась необьяснимая благодать и покой. Все приготовились к поездке. Поезд тронулся.

Олег сидел на крайнем месте сразу у выхода из вагона, зажав свой маленький чемоданчик между коленями, и смотрел на входивших и выходивших людей. По первым впечатлениям лондонское метро не отличалось ничем особенным от московского, разве что своими миниатюрными размерами, меньшей плотностью людского потока и какой-то дружелюбной атмосферой, как в том поезде, который возил их когда-то в детстве до Симферополя.

Жизнь никогда не дает второго шанса – это было то, что Майкл понял с раннего детства. Он вырос без отца и носил глубоко в себе особенную горечь и злобу на свою мать, которая, как ему всегда казалось, была причиной того, что отец оставил их где-то сразу после войны. Сперва он думал, что тот ушел от того, что у неё были вечно нерасчёсанные волосы. Так было думать удобнее, наверное, это была мужская солидарность и наверное, он был не прав. Мать тащила на себе всё хозяйство и он видел её только вечером за ужином, когда та, уже обессилев за день, пыталась накормить их с маленькой сестрой и растолкать по кроватям. Утром он всегда находил на кухонном столе два завёрнутых в кухонное полотенце завтрака для них обоих, а мать к этому времени уже тряслась на автобусе в сторону соседнего городка, где каким-то чудом сохранила себе рабочее на местной почте. Он собирал сестру, они завтракали и вместе шли в школу.

Жизнь рано приучила Майкла к самостоятельности и, в то время когда родители его однокурсников по колледжу старались всеми силами дать своим детям хороший старт во взрослую жизнь и представляли их своим многочисленным знакомым, он знал, что может рассчитывать только на самого себя. Знакомых у матери на почте было немного и со всеми из них она общалась исключительно через стекло или маленькое зарешёченное окошечко. Стартовать нужно было сразу правильно и в нужном направлении. Права на ошибку не было. Ездить в соседний город работать на почту он точно не собирался…

Определяя для себя университет, Майкл выбрал достаточно новый для 1960-х годов предмет политологию, который решил изучать, однажды услышав замысловатую фразу английского ученого Фримена «история – это прошлая политика, а политика – это сегодняшняя история». Интересно звучит, интригующе и как-то по-особенному глубоко!

Профессор университета любил давать студентам провокационные задания, порекомендовав им для прочтения скандальные книги, которые рождали больше вопросов чем их было до прочтения: Клаузевиц, Маркс, Смит, Пэйн, Макиавелли. А затем в буквальном смысле пытал до смерти всех и каждого на коллоквиумах и семинарах. Голова взрывалась от взрослых вопросов. Почему одни богатые, а другие бедные? Почему только американская конституция утверждает, что все рождаются равными? Ежегодно сотни находят свою счастливую лошадку и становятся богатыми, а тысячи разоряются и теряют всё! Демократия это власть большинства или власть народа? Mнение большинства всегда ошибочно? Наверное да! Поскольку большинство людей к сожалению полные идиоты, прочитал он у Эдгара Аллана По. Тогда демократия рожденная в древней Греции, две третьих населения которой составляли рабы, уж точно не была властью большинства. Возможно демократия это власть не всего народа, а только лучшей его части? Как попасть в лучшую его часть?