Владлен Авинда - В поисках чаши Грааля в Крыму

В третий штурм злодеи послали детей на смерть, прямо на лестнице перерезая им тоненькие шейки, поднимая головки на пики и победно горланя мусульманские клики, лезли в подлую атаку с детской кровью на руках.

Господи, за что ты дал христианам Солдайи такие человеческие переживания, страдания и душевную муку, когда для обороны крепости они кидали вниз камни, сбивая лестницы, на которых неумело поднимались ещё живые малютки с горючими слезами на глазах? А палачи стояли рядом, сверкая сталью ножей и противными улыбками победителей-головорезов.

И впечатали камни крепости кровь, боль и пытки невинных, хрипы зарезанных, детские крики о помощи, мольбы женщин, проклятия рабов, терзанья защитников, безнадёжность спасения, впереди их ждали лишь бичи, да распятья.

Мир горел и плавился от разящего огня. Одежда на обречённых вспыхивала желто-синим пламенем, пробегала по волосам обжигающей струёй, перекручивая лица болью, ужасом, страхом и страданиями. Крик и стоны несчастных сливался с треском полыхающего дерева в стволах, брёвнах, створках дверей. Пещь огненная.

– Отец святой, обвенчай нас перед смертью? – неожиданно послышалась просьба рыбака и арбалетчика Никколы, раненого в плечо от удара гранитного ядра, разворотившего крепостную стену, бросившего свой пост у башни Пасквале Джудиче, когда враги взломали главные ворота крепости и ворвались во внутреннюю территорию. И начался кровавый ад. Выродки Аллаха резали и убивали всех живых, попадавшихся на их бешеном победном пути. Вместе с перепуганными жителями Солдайя Никкола укрылся под сводами храма, пытаясь найти спасение под защитой Иисуса Христа. Но разъярённые турки обложили сухим деревом, забили двери и окна и воспылал святой храм, заживо сжигая горожан.

Рядом с ним стояла Франческа, дочь консула и коменданта, начальника гарнизона и управляющего финансами в одном лице Христорофо ди Негро, а теперь такого же обречённого, как и все окружающие. Языки пламени живые и страшные слепили яростью геены огненной, поглощая извивающуюся в муках и пытках гибнущую толпу.

– Осеняю вас крестом Господа и объявляю мужем и женой! – громко и звучно произнёс священник, перекрывая стоны, мольбы и проклятия, горевших в палящем зное, когда руки и ноги быстротечно превращались в прозрачно-розовые, тут же чернеющие конечности. А всем почудился голос Бога, пообещавшим им спасение. И вздох обглечения и призрачной надежды прокатился по обезумевшему и приговоренному к мучительному концу мирному народу.

– Горько! – кто-то всхлипнул голосом Смерти. Пепел и раскалённые угли сыпались на головы молодожёнов. И они обнялись в последнем любовном и нежном прикосновение, бережно встряхивая друг у друга с головы и плеч горящие окалины огненных пыток. Он почувствовал необыкновенную любовную силу, разрывающего его изнутри, и никогда не видевший обнажённую женщину, рванул батистовую ткань сорочки и обнажил её девственные и чистые груди, прижался губами к розовому соску, другой рукою спасая вторую грудь от падающих огненных осколков. Медовые минуты на раскалённом одре мучений. Оказывается, есть человеческое радость даже в пылающем и сжигающем огне, ведь людская Любовь не подвластна страшным стихиям и смерти. Такой ослепительный свет вставал у неё над головой, реявший длинными языками пламени, как золотыми крыльями, будто уносившими влюблённых в рай.

– Разве есть кто-нибудь на земном шаре милее тебя! – шептал жених сокровенные слова. И будто из пеплума древних богинь вставал из огня её беломраморный образ со счастливыми слезами на обожженных ресницах. Весь мир цветущий степями, лесами, горами, серебряными снегами, синими водами морей, рек и озёр будто отразился в её прозрачных девичьих очах.

– Ох, как хорошо нам в последние секунды вдохновенья, поднявшие нас в недосягаемую высь! – шептала она в ответ. Но дивные слова, сразу, же сжигал бушующий смерч. Тогда ближе она прижалась к суженому и поцелуями вела любовный разговор. Красно-чёрная вздутая туча полыхала над ними. И под гром огненного гула их сердца соединились в вечности и теперь живут в каменных скрижалях крепости, расписавшие кровью заветные слова, словно печати об их браке.

А храм звенел и дрожал от костра, со стен и со сводов падали кусочками красочных фресок сгоревшие святые ангелы и архангелы, из светлых и тонких мазков и линий, создавших их божественные летающие нежные силуэты, превращаясь в тлён и сажу изуверства, варварства и разбоя.

– Крестите и спасите мою дочь! – младая женщина подняла на руках серебристую кроху уже обожжённую, но ещё живую и задохнувшуюся от адской боли и крика двухнедельную девочку. И будто Ангел белым силуэтом мелькнул среди багрового всполоха и унёс страдалицу в синь высоты.

– Золотые монеты бросаю в огонь, пусть плавятся вместе с нами в адском котле! – кричал толстый купец, кидая своё накопленное богатство в красную пылающую пасть Смерти.

– Господи, спасибо за прожитую жизнь, но за какие грехи ты предал нас мучительной смерти – горение в кипящей смоле! – безумно рыдал, облитый турками из рванной каменной дыры, старый слуга коменданта крепости Христорофо ди Негро. Он голой грудью защитил своего господина, тоже срывающего с себя дорогие наряды с низками драгоценных камней и брызгами расплавленной жидкой смолы. Оба уже ослепли от чёрного огня, густо стекающего по их лицам, сжигая кожу и мускулы до черепных костей.

– Иисус Христос! Разве ты не видишь огненные пытки над нами? Спаси и помилуй моих детей! – последняя просьба отчаяния и мольбы рвался из материнской охрипшей глотки, обнявших свой мёртвый и спалённый выводок. Но небо глухо молчало, закутываясь черными и смрадными трупными дымами, стелющимися от огневого храма. До небесной прохлады не доходил жар горящего святилища и страдания нескольких сотен постоянных прихожан. И не окропили тучи спасительным дождём молившихся мучеников.

Хаоса и бурления толпы уже давно не было, когда кидались из стороны в сторону от вспыхивающих пожирающих огней, теперь все замерли стоически, а приняв смерть, тут же подкошенные её острым раскалённым серпом, падали замертво, не нарушая напрасной истерикой редеющие ряды.

Для потехи и развлечения главного визиря, турецкие янычары пригнали свиней с хозяйственных дворов окружающих деревень и затолкали в горящий храм к умирающим людям. Теперь пылающий ад бушевал под сводами храма с раздирающим диким визжанием животных и истошными криками погибающих.

Ужас от увиденного и совершенного преступления, не вызывал ни малейшего сострадания у турецких захватчиков, это были не люди, а кровожадные шакалы с бешеной пеной на клыках в человеческом обличие. И кара божья не настигает злодеев земли, но отвращенье заслужил их род. Никто из них не безумел от видений страшных, от адской боли корчащихся в агонии огненных пыток детей и женщин.