Дмитрий Чепиков - Запертые двери (сборник)

В лагере Халфман подозвал меня к себе и назначил своим заместителем. Дал ознакомиться с документами. Оказывается, русские здесь обнаружили какой-то вид очень крупных ящериц, очень сообразительных пресмыкающихся. Они уничтожали охотников, вторгшихся на их территорию. Местное население называет их "ора". Говорят, что выпив кровь "оры", человек становится в десятки раз сильнее и не чувствует боли. Потому здесь и была развернута база, охраняемая НКВД. Отловив пару десятков особей, ученые выделили ряд очень интересных ферментов. Несколько раз прибывали колонны с заключенными для испытаний. Об этом свидетельствовали данные трёхмесячной давности. Тогда я понял, что за мной наблюдало с деревьев, но что за непонятные люди на базе и где охрана, было все равно неясно.

В 2.30 оберст скомандовал группе выход. Взрывчатки было очень много, её тащил даже Халфман. Неясно, зачем ее столько было нужно, вся база – четыре расположенных по квадрату здания. На полдороги к назначенному пункту совершили остановку, чтобы связаться с Вилли. Но радиостанция Ребера молчала. Не успели мы обсудить эту ситуацию, как сзади раздалась автоматная очередь нашего замыкающего Ганса. Он шел в пятидесяти метрах позади, прикрывая группу, и должен был открывать огонь лишь в случае крайней необходимости. С мыслью, что нас выследили советские контрразведчики, мы ринулись назад и увидели три тени, метнувшиеся в полутьму леса. Ганс лежал на просеке, зажимая руками окровавленный живот, правой ноги до колена не было.

Мы замерли от неожиданности. Ожидали наткнуться на роту СМЕРШа, а столкнулись с чем-то непонятным. Ганс неожиданно дернулся и захрипел, собрав остатки жизни. Он выдавил из себя: "Дьявол пришел… слуги его…", – и застыл. Мы замерли, а Халфман, прекратив изучать следы, приказал двигаться дальше. Меня он назначил замыкающим вместе с Юргеном. Я понял, что оберст понимает происходящее, но с нами делиться информацией не намерен. Мы забрали взрывчатку и забросали Ганса ветками.

К четырём утра мы вышли к посту Вилли. Я издали заметил его висящим на ветвях старой лиственницы головой вниз, вернее половиной головы. Верхнюю часть словно откусили гигантскими челюстями, а на омертвевшей части лица застыл перекошенный в ужасе рот. Дитриха, нашего спеца по взрывчатке, вырвало. Халфман в задумчивости вертел в руках разбитую радиостанцию.

Разделившись на три группы, мы вошли на территорию базы с разных сторон. И тут начались вещи, которые мой мозг до сих пор отказывается принимать. Ни одной души, только мертвые здания и разбросанное там и тут оружие, клочья одежды с побуревшими высохшими пятнами, видимо крови. В центре базы я снова обнаружил норы, никак не менее трех десятков. Возле здания казармы стоял покореженный грузовик с вращающейся платформой, на которой было установлено зенитное орудие. «Казарма минимум человек на сто пятьдесят», – прикинул я. Страх начал медленно подниматься от поясницы вверх по позвоночнику, и я, спиной почувствовав опасность, резко обернулся. Ровно за мгновенье до того, как на меня обрушился какой-то огромный человек. Нет, не человек, а что-то ужасное – темно-зеленая кожа и вытянутое вперед, как у ящерицы, лицо. Я инстинктивно выпустил в брюхо твари три пули из своего парабеллума, а мозг, отказываясь полностью воспринимать ситуацию, машинально отметил на теле нападавшего части полосатой одежды, видимо бывшего заключенного. Монстр с диким шипением свалился с меня и нырнул в ближайшую нору. Я почувствовал, как теплая струйка крови течет под моей одеждой, но боли не чувствовал.

Несколько секунд я выглядывал напарника по группе, раньше меня свернувшего за угол казармы. Потом услышал шипение со всех сторон, и земля разверзлась… Из каждой норы хлынули твари. Некоторые совсем черные и большие, некоторые в частях одежды, раздались редкие выстрелы оставшихся в живых агентов, и мой мозг не выдержал. Я побежал, бросив оружие.

Я не трус, я не боюсь умереть в бою, не боюсь умереть от ран, но я не мог видеть, как полулюди-полуящерицы рвали моих товарищей на части. Последнее, что я помню – это Халфмана, забравшегося на крышу и стрелявшего из его любимого "штурмгевера". Он прожил ровно до перезарядки магазина, когда на него обрушились несколько монстров.

Стремглав несся я по лесу, не разбирая дороги… Не помню, сколько я бежал. Сознание отметило несколько мощных взрывов позади, видимо кто-то успел заложить взрывчатку и сработали таймеры. Я надеюсь, что взрывы убили много этих тварей. В глазах было темно, а в голове мелькали странные образы, звучали странные слова. Бог-ящер… Но ведь это старославянская легенда… «Уходи и не возвращайся. Расскажи обо мне»… Яркие картины языческих жертвоприношений, задолго до пришествия Христа на землю. Миссионеры, беспощадно истреблявшие людей-ящеров. О нет, они не забыли причиненного зла и вернутся, когда придет время… и это время близко…

Когда я выбежал на дорогу, наткнулся на грузовик с военными. И я счёл за счастье сдаться в плен.

Я, военнопленный Густав фон Краузевиц, прошу, заклинаю советское командование принять меры по уничтожению всех этих тварей, пока не поздно. Ещё не поздно. Они хитры и изворотливы и они будут вскоре среди нас. Я знаю. Я видел».

– Занимательный документ, Игорь… – процедил подполковник. – Вот только вам не кажется, что все это – бред спятившего с ума военнопленного?

– Виктор Степанович, это не фантазии. Вот документы умершего Краузевица – рваные раны на боку и спине, заражение неизвестными токсинами – умер через два месяца после составления документа, – Рязанцев стал пунцовым от оказываемого недоверия. – И как вы объясните, что одиннадцать лет назад именно вы поставили подпись в приказе на отправку исчезнувшей экспедиции в место, указанное немецким военнопленным?

– Выпейте воды, Игорь, – голос начальника стал металлическим, он пододвинул прозрачный графин молодому офицеру, – выпейте и успокойтесь. Зайдите ко мне завтра утром, и мы поговорим на эту тему.

Рязанцев одним махом выпил половину графина и, хлопнув дверью, вылетел из кабинета, не забрав документы. Через два десятка шагов ему стало нечем дышать, закружилась голова, он рухнул возле лестницы, кровь захлестывала его горло.

Виктор Степанович, улыбаясь, подошел к окну и распахнул его, сняв свои неизменные очки. В солнечном свете хищно сверкнули желтые змеиные глаза. Он довольно усмехнулся, услышав тонким слухом грохот упавшего в конце коридора бездыханного тела Рязанцева, подошел к столу и убрал в нижний ящик в который раз некстати всплывавшее дело покойного оберлейтенанта.