Мария Фомальгаут - Соленые часы

Я знал, что вижу Пулия Патриция последний раз.

Работа у меня такая – все знать…

– Давно там работаете?

Спрашиваю, уже знаю, скажет:

– Давно.

И знаю, что никакое не – давно, месяц ты там работаешь…

Все про тебя знаю.

Работа такая – все знать.

И что до работы ты сегодня не доберешься, тоже знаю, когда побежишь по Торговому к своей кассе, в зал уже войдет опоясанный человек, уже начнется отсчет времени на его поясе – десять, девять, восемь…

Все знаю.

Работа такая…

Да что у тебя за работа, уже и не видишь ничего кроме своей работы…

Голос – откуда-то из ниоткуда, из прошлого, кто мне это сказал, и когда, уже не помню имени этой женщины, да знал ли я ее имя… нет, знал, работа у меня такая – все знать…

Тоненькая, затянутая в корсет, вся какая-то водянистая, глаза блеклые, как у рыбы, волосы бесцветные… что в ней мужчины находили… но что-то находили, одна она никогда не оставалась, я был у нее не единственный, даже когда встречались – тайком от мужа – в каких-то отелях, когда она шептала мне – давай убежим, завала куда-то – за дальние горизонты к дальним берегам…

Да что у тебя за работа, уже и не видишь ничего, кроме…

Да, она мне это сказала – там, на причале, куда позвала меня – через каких-то посыльных, какими-то письмами, ни в коем случае не садись в первый кэб, езжай – до вокзала Ватерлоо, и в Саутгемптон, муж все знает, и все такое… муж все знает, знала бы она, кто из нас двоих все знает…

Работа у меня такая – все знать…

И я знал. когда стоял на причале, она протягивала мне билеты, эконом-класс, этот тиран нас не найдет, убежим, будем вольные птицы, начнем все сначала, там, за океаном… И я смотрел на корабль, бормотал какие-то отговорки, про работу, про дом, про родственников, еще про что-то там… Уже знал – не поплыву. Да что у тебя за работа, кричала она, были слезы, упреки, еще много чего, помню, как она порвала мой билет – в клочки, как поднималась по трапу, тонкая, вся какая-то водянистая, затянутая в корсет…

Я уже знал, что вижу ее в последний раз.

Работа такая – все знать…

Щекотно в голове, даже не успеваю толком прислушаться к себе, выворачиваю руль – левее, левее, делаю крюк, еще сам не знаю, зачем. То есть, как это – не знаю, что-то с треском и грохотом падает сзади, Ириска оборачивается.

– Прикинь, газелька под асфальт провалилась…

– Ага, знаю… еще прошлой весной под асфальтом там размыло все…

– А ты откуда знаешь?

– А работа такая, все знать…

Ириска улыбается – улыбайся, недолго тебе осталось. Лавирую в потоке машин, этот вот сегодня кувыркнется с моста, этот врежется в киоск, вон дамочка едет, руль крутит, с телефоном балуется, эта дамочка никуда не врежется, ее через пять лет убьет муж, в какой-то семейной ссоре… А этот вон, в гранд чероки, он свою жену убил два года назад, хорошо скрыл…

Торможу – за секунду до того, как из-за угла со звоном и грохотом вылетает трамвай.

Работа у меня такая – все знать.

Работа такая… тогда тоже на работу ссылался, когда спешно вышел из офиса, мистер Дженкинс еще вылавливал меня по коридорам, постойте, я хотел пригласить вас на лэнч, а контракт, а договор, а… Ссылался на какие-то неотложные дела, бедный Дженкинс подумал, что я потихоньку перетасовался к конкурентам… пусть думает, недолго ему тогда оставалось думать, я тогда думал о другом, как бы побыстрее выбраться из Всемирного Торгового Центра…

Работа у меня такая – все знать.

Я-то свою работу знаю…

– Учишься? – спрашиваю Ириску, как будто сам не знаю.

– Ага, на менеджера по кадрам.

Киваю. Все знаю. Что ничего ты не учишься, и не училась никогда, приехала поступать, провалилась с треском, матери до сих пор пишешь в е-мейлах, как сдаешь зачеты, экзамены, сколько вам задают, просто ужас… Знаю, и как ты вчера сидела на кассе, и тебе померещилось, что в толпе знакомое пальто, пальто твоей матери, ты чуть не сорвалась с места, не кинулась вон с кассы…

Все знаю…

И как пройдешь мимо подпоясанного человека – тоже знаю.

Работа такая – все знать…

Да что у тебя за работа, вечно как соберемся, так у тебя работа, говорили мне мудрейшие из мудрых, когда я собирал свои пожитки, что не сидится тебе на месте, говорили мне, когда я собирался в дальний путь. Что манит тебя в далекие страны, где дикари правят дикарями, где ты еще найдешь остров столь великий и прекрасный, как наш? Если ты покинул родимый дом в поисках мудрости, если ты скитался по свету, чтобы учиться наукам, где еще найдешь ты столько мудрости, как в нашем государстве? Я не знал, что им ответить, все ссылался на какую-то работу, на какие-то дела-дела-дела, а сам думал, как бы побыстрее сбежать с острова. Кажется, атланты обиделись, на прощание поклонились мне так сдержано, что я готов был сквозь землю провалиться…

Куда денешься…

Работа такая – все знать…

– Спасибо большое… с меня сколько?

Смотрю на нее, хочется сказать – нисколько, спохватываюсь:

– Двести.

00:15

Все равно уже, на что тебе теперь деньги…

Выходит – смотрю, как идет к бизнес-дому, переступает каблучками, вижу его, идущего чуть сбоку, не вижу на нем пояс, но знаю, что он есть, вижу, что будет потом, грохот, звон разбитого стекла, кровавые кусочки внутренностей – на стенах…

Включаю зажигание…

00:01

Бегу из машины – в сияющий холл, хватаю за шиворот – его, волоку по ступенькам…

– Ты че, мужик, охренел?

00:00

– Ну что сказать, жизнь-то вы предпоследнюю потратили…

Худое лицо врача наклоняется надо мной, узнаю одного из наших, который все знает.

– Потратил, – соглашаюсь я.

– На кой черт вы туда поперлись-то вообще? Не знали, что ли, что там случится, что там этот… с поясом…

– Знал.

– Или что погибнете, не знали?

– Тоже знал.

– Тогда какого вы туда ломанулись?

– Эту… девчонку спасать.

– Чего ради вам девчонка эта далась, спрашивается?

– Не… не знаю.

Пописываю заявление, кладу на стол, вроде, ничего не забыл, выхожу в темную улицу. Я знаю, она ждет меня на перекрестке, в свете фонарей. Ухожу – в ночь, в свет фонарей, а что мне еще остается, если сказал – не знаю…

Работа такая.

Все знать.

Свечи… торт… что там еще… вино… Вспомнить бы еще, какие свечи, свечи накаливания или свечи зажигания в машине…

А что вы хотите, я в таком возрасте, что не помню уже, как оно бывает, когда день рождения… Бывает что-то, как-то, и черт его пойми – как…

Открытки… нет, открытки не я должен делать, это мне кто-то должен прислать. Что-то не замечаю. А что я хотел, возраст такой… Я уже сам про себя забыл, еще хочу, чтобы другие про меня помнили…

Музыка… какая к чертям собачьим у меня музыка, разве что – небесных сфер.