Антон Рундквист - III единство

– Ну, знаешь, Линни, я это… просто переживаю по поводу вчерашнего недоразумения. боюсь, как бы из-за него мне не продлили срок лечения.

– Ах, вот, в чем дело! – с облегчением произнесла Линда. – Можешь не волноваться об этом. Я говорила с доктором, и он охарактеризовал твое состояние как стабильное, и если не произойдет ничего непредвиденного, то тебя выпишут уже через неделю!

– Было бы здорово, – согласился я, про себя думая о том, что может скрываться под весьма неопределенной формулировкой «не произойдет ничего непредвиденного»?

Мы с сестрой еще поболтали какое-то время, а потом она ушла, причем настроение у нее заметно улучшилось по сравнению с тем, с которым она приходила. И все же мне было по-прежнему стыдно, в том числе из-за своей лжи. Однако я до сих пор считаю, что поступил тогда правильно, и… Линни, если ты это читаешь (а рано или поздно этот текст обязательно окажется в твоих руках), то знай, я прошу у тебя прощения. За все. И… я люблю тебя, сестренка.

Пару дней я вообще не видел Троя (как, впрочем, и Сэнди), а потому вздрогнул от неожиданности, когда его рука легла на мое плечо, в то время как я с остальными пациентами сидел перед экраном телевизора и, как всегда по понедельникам, смотрел «Monday Night Raw».

– Тихо, Уолт, это я – Трой. Сиди спокойно и не оборачивайся. Когда шоу закончится, зайди ко мне. Я кое-что раскопал. Тебе, возможно, это будет интересно.

Мне действительно было интересно, поэтому по окончании программы я незамедлительно направился к палате Троя.

– И что же тебе удалось выяснить? – сразу спросил я.

– Скажу прямо: твоя история меня заинтересовала. Давно я не ощущал такого азарта, подобного тому, которым охвачен фокстерьер, преследующий хитрого лиса. Пришлось даже привлечь своих агентов вне больницы.

– Впервые слышу, о том, что они у тебя есть, – признался я.

– Сегодня у меня осталось не так много друзей из тех, кому можно было бы по-настоящему доверять. Ты же знаешь, я расследую заговор, за которым стоят большие «шишки».

– Да-да, конечно, так что же там с моим делом? – Я понемногу начинал терять терпение: хотя мне и нравился Трой, но выслушивать его длинные тирады о всевозможных теориях заговора подчас бывало весьма утомительно.

– Во-первых… – Трой сразу стал серьезнее, и на некоторое время вуаль крутого детектива из тридцатых годов, в которую он любил наряжаться, вдруг куда-то испарилась, – … твоей девицы и правда сейчас нет в этой клинике. Однако я навел справки у местных старожилов (да, здесь есть и такие, вроде старика Монро) и выяснил, что действительно шесть лет назад в Вифлеемской лечебнице пребывала на лечении некая Сэнди МакНил, подходящая под предоставленное тобой описание и страдающая навязчивой идеей, будто ее повсюду окружают духи.

– Шесть лет назад? – недоумевая, переспросил я.

– Именно. И не хочу тебя расстраивать, но эта Сэнди умерла тогда же прямо в своей палате.

– То есть как умерла?!

– По всей видимости, сердечный приступ, хотя ей и было всего двадцать шесть.

Я был несколько шокирован таким поворотом событий. С другой стороны, это ведь могла быть и не «моя» Сэнди. Мало ли какие бывают совпадения имен, возраста… внешности… и диагноза…

– Но это еще не все, – продолжал Трой. – Я копнул поглубже и выяснил, что это была далеко не первая смерть в той палате.

– В смысле, в палате №8? – уточнил я, чувствуя, как по моей спине пробежал холодок.

– Ага, в ней самой. Оказывается, там еще несколько человек скончались от сердечного приступа. Пит Ворст – в 93-м, Тиффани Гарднер – в 87-м и Коул Стивенс – в 84-м. И ранее ни у кого из них не было явных проблем с сердцем. Кроме того, Элизу Пуччини в 82-м нашли в палате с перерезанными венами, и это довольно странно, особенно с учетом того, что лезвия, которым она предположительно воспользовалась, так и не нашли. А Патрик Джонс, Моника Стенджерс, Альберт Купер, Брайан Честерфилд и Донна Лоусон вовсе пропали без вести.

– Это как?

– А вот так: вечером они ложились спать, а на утро обнаруживалась их пропажа. Поиски ни в одном случае не дали результатов. Но если уж отслеживать всю историю восьмой палаты до самого начала, то нельзя не упомянуть о страшной во всех отношениях смерти первого ее обитателя, Брендона Хоупа, в 1976-м году, когда эта клиника только открылась. Беднягу Брендона нашли буквально разорванным на части, вся палата сверху донизу была окрашена в багровый цвет его крови. Голову жертвы обнаружили под кроватью, и говорят, на его лице застыла гримаса невероятного ужаса, который не может вообразить и принять человеческий разум.

Я ощущал, что меня вот-вот стошнит от всех этих жутких рассказов, но, к счастью, обошлось. Опасения Скипа подтвердились. По всей видимости, палата №8 действительно была крайне неприятным, если не сказать – откровенно опасным местом. Но это все равно не объясняло, с кем же я беседовал несколько дней назад на скамейке рядом с баскетбольной площадкой. С призраком давно умершей девушки? Ну нет, это уже ни в какие ворота не лезет! Даже не знаю, во что легче уверовать – в собственное безумие или в духов покойников, бродящих по Земле? Согласитесь, ничего себе дилемма…

– В конце концов, – завершил свое повествование Трой, – после смерти Сэнди МакНил, администрация больницы приняла волевое и единственно верное при данных обстоятельствах решение: закрыть раз и навсегда восьмую палату от греха подальше. Э-э… послушай, Уолт, – понизив голос, добавил он. – Надеюсь, предоставленной информации тебе хватит, чтобы больше не интересоваться этим делом. Видишь ли, я всего лишь частный детектив, по мере своих скромных сил борющийся с организованной преступностью, оплетшей своими паучьими сетями славный город Бостон, да с коррумпированными чиновниками в высших эшелонах власти, их покрывающими. И вряд ли я могу помочь тебе в противостоянии чистому, непреодолимому злу, поселившемуся в этом здании, в палате №8.

Вообще-то Трой был сумасшедшим, а значит, не стоило безоговорочно принимать его слова на веру. Не было никакой гарантии, что все эти страшилки не являлись плодом его больного воображения. И все же был повод призадуматься…

Перед сном, хорошенько все взвесив, я принял решение более не вспоминать ни о таинственной Сэнди, ни о ее чертовой палате. Меня скоро должны были выписать, и ни к чему заморачиваться всякой ерундой, которая уж совершенно точно не будет иметь значения за пределами Вифлеемской лечебницы. Но когда мои глаза сомкнулись, и я провалился в сон, передо мной предстала девушка с длинными русыми волосами…

– Привет, Уолт, – обратилась она ко мне.

– Привет, Сэнди…

– Уолт, почему ты так до сих пор и не пришел ко мне?