Вики Филдс - Заслуженное наказание. Истина

Словно фанатик пролистала ее дневник, в надежде найти еще какие-нибудь записки. Кто эта девушка и почему мне кажется будто бы она преследовала меня? Ведь уже давно мне снятся ночные кошмары с ее участием. Смерть. Костер.

Убей Кэри Хейла или он убьет тебя.

Для чего она искала меня? Для чего говорила, что я должна убить Кэри?

Из дневника выпала фотография и я на секунду застыла, уставившись на нее, потом в предвкушении схватила и бросилась под лампочку, едва разгоняющую сумрак на чердаке.

Вот черт, как же темно. В этом ненавистном городе всегда темнеет очень рано. В приступе какого-то невероятного воодушевления, которое граничило с эйфорией, я достала телефон из кармана – тот, что после похищения волшебным образом вернулся ко мне, – и посветила на фотографию.

Нет. Это не фотография, это рисунок. Портретное изображение двух прекрасных молодых людей. Величественные. Изящные в своей простоте и невинности. Она – в свадебном платье, он в старинном костюме; каждый штрих выполнен тонко и аккуратно, передает мельчайшую деталь одежды, мельчайшую деталь выражения лиц молодоженов.

Они чертовски похожи на нас… даже нет, не так; они – это мы. Она – я, а он – Кэри Хейл. И мы счастливы на этом рисунке. Счастливы так, как не были счастливы в реальности, потому что в реальном мире мы не были вместе. Как те Энджел и мистер Хейл из прошлого.

К сожалению, чтобы со мной не происходило, вселенная продолжала существовать. Время все так же шло вперед не замедляясь, чтобы я успела остановиться и отдышаться. Солнце все так же поднималось, чтобы дать людям новый день. Никого не волнует, что я не желаю, чтобы этот день наступал.

Это тот самый мир, который перестал иметь четкие границы. В моем мире я не могу по-прежнему ходить в школу как ни в чем не бывало. В моем мире я заперта в темном углу, взираю на счастливых людей с недоумением на лице, здесь же – продолжаю существовать как цветок в горшке. Лишь одна мысль согревает: скоро, совсем скоро я уеду отсюда. Туда, где никто не знает меня, никто не косится на меня и где никто не станет обсуждать случившееся.

Тетя Энн изо дня в день повторяла свою мантру:

– Скоро все будет хорошо, Скай, – дурацкое обещание, которое пропечаталось в моем мозгу как штрих-код на товаре. Эшли, уже сидевшая за столом спиной к окну, вся сжалась при моем появлении на кухне, словно я вирус на ножках, но тем не менее слабо улыбнулась мне. Я кивнула в знак приветствия и прошла к холодильнику, пытаясь унять колотившееся в груди сердце – я должна сказать тете Энн нечто более вежливое, чем вопрос «и когда все будет хорошо?».

– Все будет хорошо, – повторила тетя, с нежностью погладив меня по спине, пока я рылась в холодильнике. Меня пробрала дрожь от ее прикосновения, но я не подала виду – лишь взяла бутылку воды и села за стол, чтобы оказаться на приличном расстоянии от тети Энн; она продолжала хлопотать между мной и своей дочерью, но говорила по большей степени со мной:

– Скоро выпускной, поэтому ты сможешь освободиться от этого кошмара.

Эшли вскинула голову, и мы встретились взглядами. Очевидно ей тоже не понравилось, как слово «кошмар» прозвучало в устах матери. Эшли сделала глоток, я тоже. Я практически чувствовала, как вода стекала по горлу в желудок, когда тетя Энн, не замечая напряжения за столом, спросила у Эшли с легкой улыбкой на губах:

– Сегодня первый день после каникул, вы что-нибудь планируете?

Не могу поверить, что она это спрашивает.

– Мам, мы ничем не будем заниматься, – поспешно сказала Эшли, бросив на меня предупреждающий взгляд. – Скай будет делать свою газету, а я буду рядом – как обычно мешать ей.

– О, вот как? – преувеличено оптимистично расплылась в улыбке тетя Энн. Эшли поглядела на мать с удивлением, но та словно и не заметила: – И о чем будут недельные новости?

Эшли зажмурилась, поэтому я спокойно ответила:

– Думаю, обо мне. На почту приходят сугубо личные вопросы, так что приходится что-то выдумывать на мой счет. В этот раз напишу, как я провела каникулы с горячим парнем на Гавайях. – Еще до того, как сказала эти слова, поняла, что перегнула палку. Мне не следовало так грубить тете Энн. Она в замешательстве закивала; по щекам со стремительной скоростью расплылась краснота смущения.

– Что ж… что ж… вы… завтракайте, а я пойду… проверю почту. Да. – Она забыла снять фартук, и спотыкаясь о собственные ноги быстро вышла из кухни.

После ухода тети Энн повисло кратковременное молчание, которое через несколько секунд нарушила Эшли, с присущей ей агрессией, осведомившись:

– И что это было?

Ее брови взлетели так высоко, что едва не достигли корней волос, которые готовы были превратиться в змей и сожрать меня. Черные змеи с выпученными зелеными глазами.

– О чем ты?

– Ты знаешь, о чем, Скай, – с нажимом произнесла Эшли. С ее бровями творилось что-то странное – теперь они сошлись на переносице, а выражение лица резко сменилось с недовольного на сочувствующее. Голос снизился на пару тонов: – Она изо всех сил старается тебе угодить…

– Мне не нужно угождать, – отрезала я. Сердце тут же заколотилось. – Я лишь хочу, чтобы никто не задавал вопросы.

– Знаешь, что? – Эшли стремительно встала на ноги, от чего ее волосы взметнулись черной волной вверх и опустились на грудь, и схватила свою кожаную сумочку на длинном ремешке лежащую на соседнем стуле, наверное, чтобы придушить меня. – Ты, по-моему, совсем сошла с ума, если думаешь, что люди, которые беспокоятся о тебе перестанут задавать вопросы. И еще, – она передумала убивать меня и накинула сумочку на плечо: – Советую тебе определиться с тем, как ты хочешь, чтобы люди себя вели. Ты изо дня в день говоришь, что с тобой все нормально, но, когда люди ведут себя беспечно, ты кидаешься на них, словно злобная гиена.

Мои брови взлетели вверх:

– Я не прошу уступать мне, Эшли.

Девушка наклонилась вперед, почти касаясь кончиками волос моей яичницы:

– Тогда сними комнату в отеле. Или не возмущайся, когда с тобой пытаются найти общий язык.

Эшли раздраженно протопала мимо меня, продолжая бурчать под нос:

– И что с ней случилось, черт ее дери…

Мне ничего другого не оставалось, кроме как отправиться в кабинет тети Энн в западном крыле. Здесь всегда было прохладно и сумрачно, и пахло свежими красками. Сквозь огромное окно, расчерченное рейками на квадраты, просачивался слабый зеленоватый свет из-за расстилающегося прямо позади дома живописного леса. Он являлся толчком для воображения всяких ужасов, которые потом появлялись на картинах преимущественно в темных тонах. Тетя Энн и сейчас стояла у мольберта лицом к окну. Пыталась утихомирить свои эмоции и подавить депрессию. Надеюсь, женщина не плачет. Хоть я и боялась ее слез, тем не менее решительно обошла мольберт, и встала чуть сбоку, чтобы не загораживать свет, падающий на картину и сероватое лицо тети Энн с болезненными синяками под глазами.