Василий Фомин - Легенда о царице. Часть первая. Явление народу египетскому

– Ладно, ладно, я угощаю. Хромой Менуфер должен мне еще за серпы. Энеджеб меня зовут, кузнец я.

– А я думал – палач.

– Почему это? – фыркнул, наконец обретший имя и профессию, кузнец Энеджеб.

– Да такими руками только головы откручивать.

Мило беседуя, новые друзья отправились к хромому Менуферу за пивом.

– А ты кто? Ручки у тебя тонкие, пальцы длинные – писец, наверное?

– Писец? Да, пожалуй, писец. И еще смотрец, или глядец.

– Ты, я вижу, веселый человек. С тобой не заскучаешь!

– Да уж, повеселитесь, это точно. Слушай, а что это там за дебош у тебя получился?

– Да понаехали всякие черномордые, нормальному роме уж и прохода нет

– Точно! Понаехали тут… черножопые…

– Как, как, как? Чего? Какие – такие, жопые? – как вкопанный остановился кузнец. – Чере… через что жопые?

– Да, да, через нее.

– Черно… жо… черножопые? Га-га-га! А ведь точно, черножопые. Надо ребятам рассказать, ох и уссутся от смеха! А что ты там говорил про нумидийцев и что за хрень такая – лошадь?

– Да, друг Энеджеб, похоже, я тут с вами влетел по-крупному. Ну, это такая зверюга, типа осла.

– Не-е-ет, друг Энеджеб, ты давай рассказывай мне все по порядку и подробно. Я, знаешь ли, долго отсутствовал в Черной Земле, ну, скажем, о-о-очень уж долго, и теперь сердце мое трепещет в груди моей, и Ба мое радостно хлопает крыльями, как гусь весенний, и готов я от счастья упасть на колени в священный ил, отца земли нашей Хапи, уткнуться лбом в коровью лепешку священного Аписа…

– Кого?! Чью коровью лепешку? – брови кузнеца полезли вверх.

– Ох, прости, пожалуйста, – Хапи, конечно же, в лепешку Хапи и воздать хвалу Ра, что направил ладью моей жизни к Белым Стенам великого Дома души Птаха, – сказал будущий вестник и почти прослезился от чувств.

Приятели сидели во дворе Менефера под открытым небом, на папирусных циновках, перед ними на земле стоял кувшин с пивом обмотанный мокрой тряпкой, а в руках они торжественно держали глиняные кружки. Во дворе росли две финиковые пальмы и виноград, закрывающий глиняные стены. Меж столов бродили коза, которую периодически приходилось отгонять от винограда, и онагр странника. Оба приятеля завалились в гости вместе со скотиной с милой непосредственностью; впрочем, хозяин, привыкший видимо к романтической, а может где-то и экстравагантной натуре кузнеца, и не удивился.

– Ну, давай, во славу всех богов земель обоих. – чинно приподнял кружку кузнец.

– Воистину, во славу. – ответствовал вестник, приподнимая свою.

– А долго ли ты странствовал среди варварских народов, друг? – спросил Энеджеб, опустошая посудину одним махом.

– Э, дорогой, сказать тебе, так ты и не поверишь, – вдруг развеселился странник, следуя примеру приятеля.

– Паршивые времена сейчас, друг, – вздохнул кузнец – сильные властью и богатством становятся день ото дня еще сильнее и богаче, чтоб их Сет разорвал своими красными и когтистыми лапищами. Бедные и слабые становятся беднее и слабее. Кто работает на земле – теряет землю, кто ловит рыбу – теряет лодку, кто работает в мастерской – теряет мастерскую. Налоги и так увеличивают каждый год, а тут еще проклятый Певасер умудрился за этот год собрать два налога, чтоб ему гиена задницу обгрызла, чтоб его крокодилы растащили в стороны за обе ноги, чтоб его бегемот проглотил и разбросал навозом по всему Хапи!

– Не расстраивайся, дружище, – похлопал странник по плечу разошедшегося кузнеца, – разве было когда-нибудь иначе?

– Было! – грохнул кулаком по земле Энеджеб так, что почти подпрыгнули кружки, а из дома мгновенно выскочила черноглазая девчонка со следующим кувшином пива. Кузнец погладил ее по черноволосой головке и добродушно шлепнул по попке.

– Было. – повторил он тише. – Раньше порядок был! Слушай, я кузнец, отец мой был кузнецом и дед мой был кузнецом, и жили мы в благословенное время Неферкара, а прадед мой родился в один год с царем нашим и помнил еще великого джати Джеда, и не было тогда такого, чтобы налоги по два раза в год платили! – Кузнец снова хряпнул по священной земле…

– Ну-ка, подожди, подожди, – неожиданно забеспокоился странник, – так что ж это получается? Великий Храм, Пепи второй умер?

– Не кощунствуй, друг мой. Не называй земным именем ушедшего к богам, – грустно сказал кузнец, погружая нос в кружку с пивом и продолжая говорить оттуда, отчего голос его прозвучал глухо и торжественно. – Прекрасная душа Ра (Неферикара) стал Осирисом и уплыл в золотой барке в воды нижнего Неба. Впрочем, я в этом не очень-то понимаю.

– Да наплевать на какое небо он… вот, как! Уплыл-таки, значит. Тогда времени у нас не очень много. Скоро тут у вас полная хрень начнется, А я хотел пожить-поосмотреться. Так, значит, правит его сын Меренра, ну в смысле Великий Храм, жизнь, здоровье, сила и те и де.

– Что значит Те и Де, что за титулы такие? А Осирис Антиемсаф Меренра уплыл в золотой барке, – кузнец махнул рукой, чуть не опрокинув кувшин, – туда, в страну Заката.

– Что, тоже уплыл? И этот!? Да, что ж им всем приспичило так сразу! Плыть в страну заката такою стройной чередой. Там, что бесплатная раздача благодати? Так правит кто?

– А правит внучка. Если, конечно это правит.

– А есть ли у этой внучки имя?

Кузнец искоса посмотрел на свежеприобретенного друга, опасливо стрельнул глазами по сторонам и вполголоса сказал:

– Гор, сын Ра, царица Нейтикерт жизнь, здравие ей, и сила.

В аккурат на середине фразы – «царица Нейтикерт» – пришелец вздрогнул, затем застыл на некоторое время, затем его передернуло, словно окаченного ледяной водой и он опять застыл.

– Эй! – кузнец слегка толкнул замолчавшего собеседника и тот едва не завалился на землю, но из транса это его не вывело.

– Ты чего? – не унимался кузнец.

Пришелец взглянул на кузнеца, словно только что вынырнул откуда-то.

– Святая дева Мария. – произнес он тихо.

– Что? – удивился кузнец.

– Спаси и помилуй мя. – так же тихо ответил тот.

– Какие интересные у тебя ругательства, – уважительно произнес кузнец, – видно и вправду долго прожил ты среди варваров.

– Ты прав, друг мой, среди варваров, и еще каких! – грустно ответил странник.

– Ты что-то как-то сник, приятель.

– Я вдруг вспомнил.

– Что вспомнил?

– Многое.

– Да говори же ты ясней и проще.

– Друг мой, ты не представляешь, что здесь вскоре начнется! Нет! Ну и угораздило же меня вот именно сейчас здесь объявиться. Если уж в дерьмо надо было вступить, то обеими ногами сразу! Вот это я пожил немножко, вот это осмотрелся!

– А что тут будет? Как раньше обдирали, так и будут и дальше обдирать? Нет, вот, ты мне объясни, почему со мной, с моим братом, с соседями? Почему их столько развелось, ну всех этих царских слуг, слуг джати, слуг владетелей сепов, городов, храмовых слуг, и почему я один работаю, а они только берут? А? – маленькие поросячьи глазки кузнеца злобно поблескивали. – И почему они ведут себя как в завоеванной стране? Ведь я им – что? Негра дикая какая или техенну немытый? Ведь это мы их завоевали. Мой дед воевал, и отец воевал. Эх, помнишь, сколько тогда добра понавезли и рабов пригнали?