Константин Каронцев - Ведьма портного. Реальность из снов

Дэвид застыл, как от заклинания. Из гостиной раздался голос хозяйки:

– Прочел? Иди теперь ко мне.

– Да, но что это значит? – Растерянно входя, спросил он. Эннабел разливала чай в две чашки, сверкая бриллиантовым перстнем на безымянном пальце.

– Всего лишь то, что невеста осталась одна на свете по вине своего жениха. – Усмехнулась она и протянула чашку с чаем. И видя, что он пытается понять, о чем идет речь, пояснила:

– Жених совершил акт самосожжения на горе Астарот. Безрассудная выходка.

Дэвид знал, где находится эта гора. Недалеко от их городка, раскинулась вересковая пустошь, на которой высилась гора, напоминающая своим видом дракона. Название «Астарот» она получила еще в далекую эпоху Средневековья, по названию одного из демонов ада и где приверженцы демонического культа проводили свои страшные обряды. Но начиная с конца девятнадцатого столетия, городок больше не будоражили слухи о черной церемонии и в воздухе парили седые легенды о страшных злодеяниях, свидетельства которым, не могли предоставить, за неимением фактов. И тем более было странно слышать об акте самосожжения чьего-то жениха на той горе, об этом событии, несомненно, говорил бы весь городок.

Принимая из рук хозяйки чашку чая, он спросил:

– Простите мое излишнее любопытство Эннабел, но чей жених совершил самоубийство и когда сей случай имел место?

Вспотев и запнувшись, он замер, ощутив пробежавший холодок по телу. Подняв голову, он увидел ее суровый взгляд и отступил на шаг назад.

– Еще не совершил. – Ответила она. – Летопись пишется.

И с того момента он уже знал, что его то прошлое уже написано, высушив значимые воспоминания и сдано в архив вселенской канцелярии, за ненадобностью повтора. В доме у Эннабел раскрывалась его сущность и перерождалась душа. С ним разговаривала женщина, не клиентка. Он пришел к ней на исповедь, в результате растянувшуюся на два года.

Скромное гражданское бракосочетание превратило их в мужа и жену. Старое ателье он продал и открыл новое в подвале их дома. Своей обворожительной и властной супругой он гордился и намеренно не обращал внимания на сплетни соседей, муссировавших его брак.

«Да она же ведьма, мистер Трайд» – слышал он повсеместно и непринужденно отвечал:

«Завидуйте молча. Вам иное не суждено».

Инсинуация обывателей его не интересовала. И возможно он так бы и не поддался всяким слухам о его жене, и не ощутил душевный дискомфорт, если бы не эпизод, произошедший пару недель назад.

Приобретя в продовольственной лавке ингредиенты для ужина, они направились обратно к дому. Дэвид нес тяжелые пакеты, еле поспевая за Эннабел. На улице было пустынно, вследствие разыгравшейся метели. Она шествовала свободно и время от времени оборачивалась к нему, шутя по поводу его изможденного вида. Приближаясь к дому, они заметили стоящую у ступенек соседку. Темные волосы подхватывались ветром, шуба была распахнута и виднелось обнаженное тело. От невиданного зрелища, он выронил пакеты, пробормотав: «вот до чего ее консерватория довела». Жена остановилась и положила руки в карманы. Она снова считывала информацию, но теперь уже с той женщины. И он слышал, как она прошептала: «значит, я не ошиблась».

Преображенная постоялица упивалась их видом. Вдруг она вскинула руку со словами: «покупаю тебя» и к ногам Эннабел упало распятие, погрузившись в снег. Та самодовольно склонила голову на бок.

– Вечер летописи ожидает тебя, Эннабел. – Объявила соседка. – Поднимайся ко мне.

Тихо рассмеявшись, она спросила:

– И что за участь мне уготована, Вирджиния?

– Помочь мне в сотворении моей первой симфонии. Оставь на одну ночь своего брачного раба. Повелевать теперь буду я, именно тобой. Идем!

С каким-то секретным очарованием, она слушала и разглядывала ее, а затем двинулась к ней, и остановилась, услышав боязливый и вместе с тем, возмущенный голос Дэвида:

– Как неприлично с вашей стороны, мисс Вирджиния! Вы обнажены, и мою жену приглашаете помочь в написании какой-то симфонии. Опомнитесь!

Но Вирджиния уже давно скрылась в доме, а Эннабел окинув мужа предупреждающим взглядом, приказала:

– Ночь проведешь без меня. Мне необходимо побыть с ней. Помолчи, Дэвид. – Чуть смягчая тон, продолжала: – То, будет мое искупление. Не любопытствуй и дождись утра.

Вечер агрессивного ожидания, хмельная ночь поглотили его разум. Но подняться к соседке он не мог чисто физически, удерживаемый непонятной силой. Зато он прислушивался и слышал лишь тишину. Она накатывалась на его сознание, поглощая действительность и если так творили музыку, то он ядовито назвал ее «симфонией тишины».

Эннабел появилась на рассвете, войдя в спальню и холодновато поглядывая на сидящего у окна мужа. К этому времени он припомнил все сплетни соседей о ней и уязвленный таким обхождением, затаил обиду и месть. Его вспыльчивость и порывистость души, довлела над ним и закованный в эти эмоции, он решил, требовать развода. Быть женатым на ведьме, становилось неуютно. Тем более, соседи предупреждали его.

Она сняла одежду и легла в постель. Он повернулся к ней и тут же отвел взгляд. Что-то неведомое и дьявольское в ней притягивало его к себе.

– Как симфония? – Спросил он, теребя руки.

– Она божественна. – Прошептала жена. Он украдкой, взглянул на нее.

– Так ли уж божественна, Эннабел? Что же тебе нужно было делать для ее вдохновения? – С недоумением поинтересовался он и словно чего-то, испугавшись, спохватился: – Прости, если задаю много вопросов.

Она милостиво и с достоинством, посмотрела на него и ответила с улыбкой:

– А мне Дэвид как раз ничего не нужно было делать. Ведь музицировала она. А ты злишься, мой бедный глупец.

– Мне было одиноко.

– Что ж, – закрывая глаза, сказала она. – Возможно сегодняшней ночью я тебя утешу.

Общаясь с ней, он будто приходил в себя. Подбежав к ней, он упал на колени и воскликнул:

– Эннабел, я тут многое надумал и теперь корю себя за то, что посмел допустить такие оскорбительные по составу мысли в отношении тебя.

И он, правда, раскаивался, находясь коленопреклоненным перед ней. Она не отвечала, и не шевелилась, и ему невольно пришло сравнение, что он словно находится перед телом мертвой, так неподвижна она была. Но она глубоко вздохнула, приоткрыла глаза и с порицанием заметила: