Гореликова - Дурная кровь

– Куда двинем – вверх? Вниз? – спросил Леха.

– Конечно, вверх.

– Ну, вверх, так вверх, – покладисто согласился Леха. – Интересно, как эта река называется?

– А какая фиг разница? Нам, главное, быстрее до деревни дойти.

Они шли, внимательно глядя вниз, на влажную, пружинящую землю, выбирая путь от одного поросшего травой холмика, к другому. Идти было трудно. На пути постоянно попадались завалы из скользких стволов, голых, без коры и мха. От усталости шли молча, не успевая отмахивались от комаров. Сергею казалось, что комары уже высосали из него всю кровь, еще немного – и останется только высохшая шкурка.

И никаких признаков жилья. Как будто цивилизации не было в помине, как будто никто не летал в космос, не смотрел телевизор и не щелкал выключателем электрической лампочки – одна сплошная тайга. Глухомань.

Солнце, тем временем, неумолимо садилось, и они мрачнели с каждым шагом. Голод и жажда отошли на второй план, больше беспокоил вопрос ночевки. Что они будут делать, если до темноты так не выйдут к людям?

Занятые невеселыми мыслями, они не сразу заметили, как русло реки стало расширяться, и только когда лес внезапно кончился, обнаружили, что стоят на берегу огромного озера.

Открывшаяся картина потрясала – река-озеро блестело, как мятая фольга, а над самой водой висело небольшое круглое облачко, подсвеченное фиолетово-розовым сиянием.

– Прям, как у Рериха, – выдохнул Лешка, и это прозвучало наивысшей похвалой.

Той зимой в музее Народов Востока была первая в Союзе выставка картин Рериха, и чтобы попасть на нее, они отстояли за билетами три часа на морозе. Сергей один не стал бы стоять, на фиг ему такой фанатизм? Он, кстати, живопись не очень жаловал, больше любил слушать, чем смотреть, но Лешка уперся. Сергей остался с другом и не пожалел – Рерих того стоил. Ни у кого больше Сергей не видел столь пронзительных красок. Таких же, как вот сейчас на озере. Вдоль всего горизонта тянулась оранжевая полоса, верхняя часть которой становилась настолько сине-зеленой, что у Сергея захватило дух.

Одновременно Сергей заметил, что вода быстро темнеет, и, значит, также быстро уменьшаются шансы найти ночлег до темноты. Почти без всякой надежды он осмотрелся и – чудеса все-таки случаются! – не смог сдержать восторженного вопля.

За кустами, буквально метрах в пяти, из земли торчала старая лодка, даже и не лодка, а полусгнивший остов, намертво въевшийся в грунт. Ну и пусть! Неважно, что лодка старая, зато это знак – рядом жилье, люди!

Мгновенно усталость была забыта, они побежали вперед, и метров через сто, когда кончился ельник, увидели деревню.

– Леха, кажись, мы выбрались!

– Ага, – согласился тот и плюхнулся на землю. – Фух, устал, как пес.

Сергей уселся рядом и полез в карман за сигаретами.

– И не говори, бред какой-то.

Закурили. Лешка повалился на спину, раскинул руки и засмотрелся в небо. А Сергей стал разглядывать деревню у озера.

С десяток домов сбегали по крутому откосу к воде. Людей он не заметил. Ровно как не увидел дыма из труб и освещенных окон. Собаки не лаяли, дети не кричали. Похоже, то была одна из тех заброшенных деревень, каких много в здешних местах. Жаль, конечно, что людей нет, но все равно повезло – ночлег под крышей обеспечен. Из леса уже доносилось мягкое и быстро повторяемое «ут-ут-ут». Это сыч проснулся, значит, скоро точно стемнеет.

– Вставайте, граф! – Сергей толкнул Леху, и тот, перекатившись на бок, осведомился:

– Рассвет уже полощется?

– Еще как полощется. А вчерашние молочницы выстроились в ряд, встречать тебя, дурака, хлебом-солью.

– Да, хлебушка я бы сейчас пожрал, – мечтательно протянул Лешка. – Вот, спрашивается, на фига мы так напились? У меня до сих пор во рту горит, – пожаловался он.

Сергей взглянул на лицо друга и расхохотался.

– Ну и рожа у тебя, Шарапов!

Леха потрогал лоб, на котором наливался громадный фиолетовый синяк, и буркнул:

– На себя посмотри!

Сергей яростно почесал щеку.

– Не комары, а звери какие-то. Настоящие вампиры.

– А еще бывает гнус. Эти вообще трындец. Могут загрызть до смерти.

– Ладно, пропустим. Хорошо то, что хорошо кончается.

– Это точно! Вовремя мы деревню нашли, да?

Воздух посинел, солнце тяжелым красным диском опускалось за скалы на противоположном берегу озера. Окна домов чернели, из стекол уже ушел закатный свет, и только в одном доме, что стоял выше других по склону и несколько поодаль, окно все еще пылало оранжевым. Сергею вдруг почудилось, что это не окно, а зоркий глаз, обращенный к озеру. Зоркий и ненасытный.

Мысль была столь же абсурдной, сколь и мимолетной, поэтому растворилась быстрее, чем Сергей смог ее осознать. Они были рады, что наконец-то выпутались из беды, поэтому легко поднялись и бодро зашагали к домам.

Однако вместе с бодростью вернулось и беспокойство.

– Как ты думаешь, Бутьев сильно взбеленился, когда узнал, что мы не вернулись вовремя?

– Думаю, что сильно. Ну и ладно! Ну и пусть орет, нам главное, чтобы на отчисление не подал.

– Не подаст, ему самому невыгодно истории поднимать, – предположил Сергей, но уверенности в голосе не слышалось. – Представляю, что сейчас на базе творится!

– Ага, и Аллочка волнуется, – съехидничал Лешка.

Обычно Сергей бурно реагировал на подобные подколки, но теперь как будто бы и не расслышал. Он вглядывался вперед, туда, где начинался забор ближайшего к ним дома.

– Эй, что там? Куда ты уставился? – спросил близорукий Лешка.

– Да сам не пойму. Что-то странное белеется.

Сделав несколько шагов, друзья переглянулись. У крайнего забора был вбит высокий кол с висящим на нем рогатым черепом.

– Ни фига ж себе украшеньице! – присвистнул Лешка.

– А это ты видел? – Сергей указал на следующий дом, где стоял такой же кол. И дальше, вдоль всей улицы, у каждого дома торчали жердины, с которых свисали выбеленные коровьи черепа с пустыми глазницами.

– Прям, как фонари. Веселые, однако, тут жили люди.

В надвигающихся сумерках картина и вправду была жутковатой, поэтому ребята подпрыгнули от неожиданности, когда совсем рядом раздался голос:

– Это ж откуда вы такие взялись, а?

***

Минут через десять они сидели на завалинке и беседовали с местным жителем. Новый знакомый оказался мал ростом, невзрачен и относился к типу людей, о которых принято говорить в пренебрежительно-уменьшительном тоне: «росточка», «щупленький». Он и представился-то несерьезно: Витек, а на вопрос об отчестве только отмахнулся, мол, зовите попросту, я привык.

Первый вопрос, который они задали, был, конечно, про черепа.

Витек завертел головой и даже привстал, точно желая рассмотреть колья, но те были скрыты забором, поэтому он снова сел и, подумав, ответил: