Дэвид Джаэр - Ведьма с Лайм-стрит

Когда летом 1916 года Министерство иностранных дел Великобритании обратилось к сэру Артуру с предложением посетить армию и описать положение дел на фронте, он с готовностью согласился. Поскольку он был джентльменом на военном задании, в первую очередь это означало, что придется наведаться на улицу Сэвил-Роу к лучшим портным города. Там ему сшили «роскошную военную форму», в которой он «чувствовал себя самозванцем». В представлении сэра Артура в этой форме он выглядел как карикатура на офицера Британской армии – с серебристым цветочным узором вместо звездочек на эполетах. Перед отправлением в Европу он повесил на грудь медали, полученные шестнадцать лет назад во время службы военврачом в англо-бурской войне. Но сэр Артур был человеком слишком мужественным и готовым приспосабливаться к сложившимся обстоятельствам, чтобы вести себя на фронте как на параде. Его приняли без особых церемоний, и вскоре он уже разжился противогазом и устремился к наблюдательному посту в окопе на передовой. Солдаты, курившие в траншеях, с любопытством наблюдали за ним.

– Холмс, – объяснил один солдат другому.

Изможденный капрал сидел на стрелковой ступени, перевязывая раненую ногу. В блиндажах и окопах виднелись смутные очертания солдат. Над головой просвистел снаряд. Сэр Артур увидел красную вспышку у немецких окопов, земля дрогнула. Перед ним простирались «ничейные земли» – затянутое туманом пограничье между двумя армиями, изъеденное воронками, покрытое выкорчеванными деревьями, исполосованное проржавевшими проводами связистов и усеянное мертвыми телами. Сэр Артур чувствовал исходивший от трупов запах разложения, но не видел их. Пограничье, междумирье. Для него – «удивительнейшее место на земле».

Два дня спустя сэру Артуру выпала возможность повидаться с Кингсли в Майи-ле-Кан. Юноша приветствовал его своеобычной «веселой ухмылкой». Кингсли говорил о подготовке к масштабному наступлению во Франции.

– Не волнуйся за меня, папа, – сказал он и отправился на битву на Сомме, в которой в первый же день погибло двадцать тысяч английских солдат.

После того как сын едва не погиб в том сражении, что-то в сэре Артуре изменилось. Вернувшись в Англию, где Кингсли провел два месяца, восстанавливаясь после ранения шрапнелью в шею, сэр Артур выступил в поддержку спиритуализма: он полагал, что спиритические сеансы помогут тем, чьи сыновья не выжили на Сомме. Однако к тому времени Лили умерла от испанки и духи на время замолчали в Кроуборо.

Теперь настало время говорить сэру Артуру. По всей стране он произносил пламенные речи о «чудесах» Лили. Все знали, что и он сам вкусил горечь утраты. В те времена на фронте оставаться целым и невредимым офицер мог надеяться всего месяца два-три. Большинство мужчин из семьи сэра Артура ушли на войну – и погибли. Сын его сестры Конни, младший лейтенант Оскар Хорнунг из Эссекского полка, набожный и наивный мальчик, погиб от взрыва бомбы. Другая сестра, Лотти, потеряла мужа: майор Лесли Олдхем из инженерных войск в первые же дни на фронте погиб в окопе от пули снайпера. Война забрала племянника Джин. И так далее и так далее. Благодаря Лили сэру Артуру якобы удавалось связываться со всеми этими мертвыми мальчиками. Он опубликовал популярную книгу, описывающую его одиссею в мир духов, – «Новое откровение». Его послание тем, кто лишился близких, было простым и прямолинейным: их сыновья не потеряны! В письме матери Дойл писал, что больше не боится гибели Кингсли. «Я не опасаюсь, что мальчик умрет, – заявил он. – С тех пор как я стал убежденным спиритуалистом, смерть кажется сущим пустяком, но я очень боюсь, что Кингсли поранится или искалечится». Когда Кингсли оправился от ранения, его отправили на фронт, но вскоре отозвали, и юноша вернулся к изучению медицины. Таким образом, и этот страх сэра Артура был преодолен.

Но за две недели до дня победы кое-что случилось. Сэр Артур готовился выступить с речью «Смерть и посмертие» в Ноттингеме. К этому моменту дела обстояли удовлетворительно на обоих фронтах: с одной стороны, учение спиритуализма распространялось; с другой стороны, линия Гинденбурга была преодолена. Но незадолго до выступления сэр Артур получил телеграмму. Он полагал, что речь в ней будет идти о новых славных победах, приближавших конец войны. На этом этапе войны уже никто не опасался неожиданного поворота событий, да и Кингсли находился не во Франции, где шли бои. Но, открыв телеграмму от дочери Мэри из Лондона, сэр Артур пришел в ужас. И если, как он утверждал, всех озаряет свет эфира, то в этот миг этот свет померк. Когда сэр Артур вновь обрел способность здраво размышлять, его первой мыслью было отменить выступление, но он ее отбросил. Он помчался в Лондон и на следующий день написал матери из отеля «Гросвенор»: «Сегодня я видел [Кингсли] в морге, он казался отважным и уверенным в себе, как и всегда. Его похоронят в пятницу в Хиндхеде. Никаких цветов».

Что касается его выступления, то решение продолжать далось ему легко. Да, конечно, сэр Артур был потрясен, но как бы смотрелось со стороны, если бы он отменил речь? Это означало бы, что новая вера вовсе не изменила его так, как он утверждал. Он чувствовал бы себя таким же лицемером, как во время поездки на фронт в роскошном военном облачении. Тем не менее тем вечером ему было трудно выступать. Дважды во время речи, стоя за кафедрой, он едва не терял сознание. Когда сэр Артур прочел телеграмму Мэри, по толпе прошел потрясенный вздох. Слушатели ожидали благостную речь и не были готовы к столь ужасным новостям.

– Не горюйте, – тут же ответил сэр Артур. На мгновение он точно заглянул в глубину собственной души, а затем устремил взор к первой паре глаз, в которых отражалась удрученность. – Не горюйте. Мой сын продолжает жить!

Кингсли убил вирус, а не пуля. Вскоре после дня победы испанка подкосила и единственного брата сэра Артура, генерал-майора Иннеса Дойла. Несущая гибель всему живому война вызвала средневековый мор, забравший больше жизней, чем сражения, уже истребившие целое поколение в Англии, Франции и Германии. Мир застыл в преддверии новых темных веков. Однако, как и многие представители его движения, сэр Артур рассматривал это бедствие как возможность усиления пропаганды спиритуализма. Дойл надеялся, что беспрецедентные потери отвратят людей, потерявших родных, от отжившей свой век религии и приведут к общению с духами.