Алан Кранк - Сольск

Судья слушала потерпевшего и посматривала в окно. Самая обыкновенная женщина с широким лицом и высокой кучерявой прической. Ничего в ее внешности не выдавало ту власть над людьми, которой она была наделена, за исключением разве что черной пыльной мантии, из-под которой выглядывал красный ситцевый сарафан.

Как это вообще могло произойти? Если бы кто-нибудь месяц назад сказал Вале, что его будут судить, он бы рассмеялся. Он не считал себя пай-мальчиком, но и до хулигана ему было очень далеко. Он и водку пил второй раз в жизни. Опять же с Витькиной подачи. Хотя дело не в водке, не в Витьке и даже не в нем. Просто очень неудачное стечение обстоятельств. В третий раз за этот год.

Хозяин машины, небритый дед, изо всех сил выгораживал их:

– Господа хорошие, я к паренькам не в претензии. Ошиблись пацаны. По пьяни с кем не бывает. Они и повинились сразу. Крыло пообещали сами отремонтировать. А других бед наделать не успели. Я вот что думаю – отпустить их надо. Ребята хорошие.

Дед испугался не меньше них – очень жалостливый человек оказался. Уже на следующий день после всей этой истории он просил участкового вернуть заявление об угоне. Но процесс уже был запущен. Ему пообещали статью за дачу ложных показаний. Дед замолчал и заговорил только сейчас.

Витька сидел, склонив голову. Это была его дурацкая затея. «Давай, Валюха. Че ты стремаешься? Покатаемся и вернем. Очко сыграло? Один раз живем». Вот и покатались.

Валя в сотый раз повернулся и посмотрел на дверь. Парень в форме по ту сторону решетки подергал за нее, чтобы убедиться, что она заперта. Чудак. Неужели он подумал, что Валя собрался бежать? Хотя, что еще может прийти в голову, когда подсудимый поминутно оглядывается на входную дверь.

Слава Богу, она не пошла с ним. А собиралась. Даже платье из шифоньера достала. Черное в крупный горох. Она не надевала его с тех пор, как перестала ходить на работу. Теперь платье висело бы на ней как мешок на пугале. За минувшие полгода она сбросила не меньше двадцати килограммов.

С утра вызывали скорую. Укол, две таблетки, кровать. Перед уходом врач сказала, что если она действительно хочет узнать, чем закончиться дело, следует оставаться дома.

Часы на стене показывали четверть двенадцатого. Скоро будут заканчивать. Даже если отпустят, сегодня на работу он уже не пойдет. Ефимову он сказал, что заболел. Ну да, соврал. А что он должен был сказать? Извините, сегодня у меня суд? Могут впаять года четыре, так что к обеду не ждите.

– Обвиняемый Жуков Валентин Григорьевич, раскаиваетесь ли вы в содеянном преступлении?

Валя поднялся.

– Да, конечно, раскаиваюсь. Извините. Вышло очень глупо. Мы не собирались красть эту машину. Только покататься.

Водопроводчика уже не было, а новые формы еще не были толком готовы, когда его разбудили. Именно разбудили. Впервые за долгое время он проснулся не сам.

Он пришел в себя и миллионами глаз взглянул на человека за стеклом.

Лучше бы ему продолжать спать. Чертовы насекомые! Форма была невероятно тесной. Он чувствовал себя слоном, которого засунули в трехлитровую банку.

Чисто теоретически муравьи могли бы послужить мостом к более сложным формам (насекомые намного перспективнее, чем мертвые камни, сваленные под землей), если бы не человек за стеклом. Он исключил эту возможность. Герметичный сосуд, резиновые перчатки, плотно прилегающая крышка.

Форма душила его своими мизерными размерами. Казалось, еще немного, и он вновь окажется за пределами сознания. Но теснота – это пустяки, настоящие неприятности начнутся после взаимного проникновения форм. Он миллионы раз оказывался в этой ситуации, и ни разу заполнение сверхтесных форм не прошло без последствий. Насекомые почти наверняка, используя вдруг возникшую связь, начнут проникать в заполненные сложные формы. Для глубокого сознания вышвырнуть из себя муравья будет несложно, но для мелких поверхностных форм – а таких будет большинство – муравьи станут настоящим бедствием.

Еще была крыса. Еще одно мучительное проклятие. Он не мог заполнить ее в принципе. Геном грызуна исключал возможность правильной репликации вирусного ДНК. Одно утешение – крыса должна была скоро сдохнуть, и своей смертью прекратить его мучения.

Но ни крыса, ни дискомфорт малых форм и ни виднеющийся на горизонте тупик этого пробуждения не раздражали его так, как человек за стеклом. Вот кто взбесил его по-настоящему. Тот, кто должен был стать рабом, вдруг оказался хозяином.

Валя раскрыл телефон и взглянул на неподвижную красную точку на карте. Мама была дома. А где еще быть человеку, которого с утра откачивала скорая? На танцах или в фитнес-клубе?

Услугу «Ребенок под присмотром» он подключил к ее телефону год назад. Определение местоположения с точностью до ста метров плюс маршрут за день. Двести рублей в месяц и небольшие угрызения совести в придачу – не столь дорогая плата за то, чтобы вволю погулять и оказаться дома за пять минут до прихода матери.

Он хотел было немного посидеть на лавке у подъезда, но передумал. Что толку? Перед смертью не надышишься, как любит повторять чертов философ Павел Артемович.

Валя нажал две затертые клавиши кодового замка и вошел в подъезд.

На лестничной площадке рядом с электросчетчиками стояла новенькая темно-красная детская коляска. Шесть лет назад точно на этом месте стояла крышка гроба такого же цвета. Гроб в то время находился в квартире, и в нем лежал Валин отец.

Валя позвонил дважды и прислушался. За дверью громко острил Иван Ургант: «Спрашивают у старого еврея: “Почему вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?” – “Разве?”» На бородатую шутку студия ответила взрывом смеха.

Валя отомкнул замок, потянул на себя дверь и вошел в квартиру.

В прихожей пахло корвалолом. На тумбочке у входа лежала пачка неоплаченных квитанций ЖКХ с цветной рекламой на обратной стороне. Пластиковые окна «КВЕ» по сверхнизкой цене, скоростной Интернет всего за восемьсот рублей в месяц, комплексные ритуальные услуги (организация и проведение похорон, возможен кредит).

– Мама?

Никто не ответил. Ургант продолжал веселить публику, и Валя представил себе его сдержанно улыбающееся небритое лицо.

Телевизор заменил ей мир. Двенадцать часов в сутки. Последние полгода она жила по ту строну экрана.

– Мама.

Нет ответа. Наверное, уже приняла таблетки.

Валя разулся и теперь уже, напротив, стараясь не шуметь, прокрался в ванну.

Если бы можно было с ней вообще сегодня не встречаться. Поговорить обо всем завтра.

В унитазе плавали пучки длинных седых волос. Побочный эффект химиотерапии, как объясняли врачи. Он нажал слив. Телевизор за стеной замолк.