Чарлз Браун - Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

Все это вновь наполнило меня терзаниями и недоумением. В который раз я задавался вопросом: кто убийца? Мог ли сам Уолдгрейв чем-то спровоцировать его на такое деяние? Нет, только не Уолдгрейв. Он сочетал в себе множество истинных добродетелей. Был благочестив, всегда стремился помогать ближним. Все, кому довелось пересекаться с ним, не раз отмечали его добрую, деятельную волю. Друзей у него было немного, ибо жил он скромно и замкнуто, но представить, что кто-то враждовал с ним, совершенно невозможно.

Я припомнил подробности нашей последней беседы: свое беспокойство, настоятельные уговоры отложить злосчастное путешествие до утра, его необъяснимое упрямство, решимость отправиться пешком на ночь глядя, в непогоду, – и к какой ужасной беде это все привело.

Первое сообщение о трагедии, безумная жажда мести и неуемное горе, владевшие мною, бесплодные поиски виновного, мои полночные блуждания и грезы под сенью рокового вяза – все было пережито вновь и наполнило меня болью. Я слышал пистолетный выстрел, видел тревогу Инглфилда и суетящихся слуг, которые с зажженными факелами сбежались на зов. Я смотрел на моего мертвенно-бледного друга, распростертого на земле, на его смертельную рану, а рядом с ним не было никаких зримых следов убийцы, никаких знаков того, куда тот мог бы скрыться, никакого орудия преступления, и ничто не указывало на возможные мотивы вражды.

Я склонился над умирающим, он был без сознания и не мог ни узнать меня, ни открыть причину произошедшего. Сопроводив останки моего друга к месту погребения, я потом не раз размышлял у его могилы о поисках убийцы, для чего готов был сделать все возможное, Но мои усилия по-прежнему не давали никакого результата.

Нет нужды напоминать Вам о прошлом. Рассудок и время, казалось, разрушили магическую стену, из-за которой я был глух к велениям долга и призывам благоразумия. Агония воспоминаний, провоцировавших меня на необдуманные поступки, прекратилась, я уже больше не вынашивал кровавые планы. Мрак почти рассеялся, и в душе моей воцарился свет, дарующий радость, какую я не испытывал прежде.

Однако теперь владевшее мной в тот горестный период уныние, отразившись в моих воспоминаниях, вновь вернуло меня к тем трагическим событиям. Я опять преисполнился уверенностью, что установить, кто поднял руку на моего друга, еще возможно и что преступник должен за это ответить. Воздержаться от поисков или отказаться от возмездия – значит не выполнить мой долг перед Богом и людьми. Во мне постепенно созрело намерение снова побывать у вяза – еще раз осмотреть землю, внимательно изучить ствол. Но что я надеялся найти? Ведь все уже сто раз изучено и осмотрено. Разве не облазил я соседние рощицы, не обследовал близлежащие ручьи и речушки, обрывы и расселины – все, что располагалось рядом с местом кровавой трагедии?

Позже я со стыдом и раскаянием вспоминал о своем поведении, но тогда мой растерянный разум побуждал меня продолжать поиски – я считал это благоразумным. Времени, прошедшего со дня моего отъезда, было достаточно, чтобы многое изменилось. То, что раньше казалось бесполезным, теперь могло бы привести меня к вожделенной цели. В отсутствие мстителя убийца, прежде державшийся подальше от места преступления, теперь мог безбоязненно наведаться к роковому вязу. Не ожидая и не опасаясь моего возвращения, он, с немалой долей вероятности, даже в этот самый момент мог быть там, где совершил свое черное дело.

Этому рецидиву моего безумия нет оправданий, И все же, вернувшись после продолжительного отсутствия туда, где мне довелось стать невольным участником трагических событий и испить полную чашу душевных мук, я разбередил незажившую рану. Ночь, мерцание звезд, все вокруг окутано кромешной тьмой, не позволявшей мне отвлечься от образов, которые рождались в моем воображении, – наверное, этим в какой-то степени можно объяснить воскрешение чувств и намерений, овладевших мной после смерти Уолдгрейва и покинувших меня на то время, что я был с Вами.

Роковой вяз, как Вы знаете, находится посреди уединенной дороги на границе с Норуолком, рядом с домом Инглфилдов и в трех милях пути от имения моего дяди. Ведомый необъяснимой потребностью вновь побывать на месте трагедии, я петлял по полям, путешествие затягивалось, но это, как и скорое приближение утра, меня нисколько не волновало – все равно возвращаться домой до восхода солнца не было нужды.

Я шел быстрым шагом, хотя время позволяло мне немного умерить пыл и предаться трезвому размышлению, Так, следуя намеченным путем, я несколько раз притормаживал, чтобы обдумать в обволакивающей темноте события, которые были столь важны для меня и в разгадке которых я мог обрести счастье, – это давало мне удовлетворение, правда, с оттенком скорби. Несмотря на бездорожье и многочисленные препятствия, я, хорошо зная эти места, продолжал идти вперед, взбирался по уступам, продирался сквозь заросли ежевики, перескакивал через ручьи и плетни, чтобы не отклониться от курса, пока не достиг прячущейся в темноте скал тропинки, которая вела к дому Инглфилда.

Вскоре я различил в полумраке обширную крону вяза, Как ни плохо было видно, я в этом не сомневался. Месторасположение, внушительные размеры, форма ствола, полукруглый шатер из раскидистых ветвей делали дерево заметным издалека. Чем ближе я подходил, тем сильнее билось сердце.

Я старался разглядеть ствол и землю под сенью ветвей, Постепенно они вырисовывались все отчетливее. Но не только это попало в поле моего зрения. Что-то еще, какое-то мимолетное движение бросилось мне в глаза, Я вздрогнул и остановился.

Случайный наблюдатель не обратил бы внимания на такую мелочь. А для меня все наполнилось огромным смыслом, Сразу вернулись мои догадки и подозрения То было движение человека, который имел отношение к судьбе Уолдгрейва и мог привести меня к таинственному вершителю этой судьбы! Но как мне себя вести? Неосторожным приближением я встревожил бы его. Он мгновенно обратился бы в бегство и уже навсегда оказался бы вне моей досягаемости.

Я неслышно сошел с дороги на обочину. Бесплодная земля была усеяна камнями, разбросанными среди карликовых дубов и кедров – символов ее плачевного состояния, За ними я мог, оставаясь незамеченным, наблюдать и даже приблизиться настолько, чтобы хорошо рассмотреть человека, которого заметил у вяза.

Заходящая луна, уже почти достигшая горизонта, неожиданно пришла мне на помощь, озарив землю прощальным светом. Теперь я смог отчетливо увидеть мужчину, высокого и крепкого. Приглядевшись, я понял, что он копает землю. Закрученная вокруг талии и ниспадавшая до середины бедер фланелевая ткань прикрывала его наготу. Остальное тело было обнажено. Он, определенно, не принадлежал к числу тех, кого я знал.