Чарлз Браун - Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

В здешних краях преобладает известняк – осадочная порода, легко образующая расселины и впадины, которые можно встретить даже там, где этого совсем не ждешь. Меня неоднократно настораживал гулкий звук моих шагов, когда я, прогуливаясь, случайно оказывался над такой пустой полостью, из чего можно было сделать вывод, что подо мной – подземная пещера. Эти величественные горы с их гротами, ущельями, грохотом невидимого водопада всегда были дороги мне и питали мое юношеское воображение. Таких романтических мест немало в окрестностях Норуолка.

Я был намерен продолжить расследование. Объект моего наблюдения ускользнул от меня, но я решил возобновить поиски и первым делом вернуться к вязу, только на этот раз с лопатой, чтобы посмотреть, что пытался там откопать или, наоборот, зарыть таинственный незнакомец, Вдруг мне удастся обнаружить что-то проливающее свет на его странные действия? Я дождался ночи и в урочный час уже подходил к дереву. Незнакомец тоже появился, но он меня опередил, поэтому идея с лопатой, на которую я возлагал определенные надежды, полностью провалилась – не мог же я копать при нем.

Вместо того чтобы наброситься на него, учинить допрос, чего мне так хотелось, я опять не воспользовался моментом, а предпочел проследить за ним, куда бы он ни направился. Почти сразу стало ясно, что он ведет меня совсем другим маршрутом, чем в прошлый раз. Путь, который он избрал, был похож на лабиринт – запутанный, кружной, с подъемами и спусками. Только в Солсбери с его пестрым ландшафтом, где пригорки чередуются с ямами и ручьями, а скалистые горы с лесами, можно встретить такие места. Казалось, что цель незнакомца – сбить меня с толку и лишить сил, пока я буду покорять вслед за ним самые непроходимые чащи и самые глубокие впадины, взбираться на самые крутые утесы и балансировать на краю самых головокружительных пропастей.

Меня не прельщала перспектива быть поверженным в этом состязании. Все опасности казались мне ничтожными, все трудности преодолимыми. Я спускался в такие бездны, справлялся с такими препятствиями, при одной мысли о которых прежде содрогнулся бы в ужасе. Когда очередной коварный участок оставался позади, я не мог вспомнить о нем без душевного трепета.

Наконец мой проводник зашагал по тропинке, довольно ровной и, главное, безопасной по сравнению с предыдущим бездорожьем. Она вывела нас на край пустоши, и вскоре мы подошли к открытой поляне, откуда был виден жилой дом, принадлежавший Инглфилдам, что я понял, едва заметив его. Мои предположения начали сбываться. Незнакомец направился к сараю и открыл небольшую дверь.

Последние сомнения в мгновение ока рассеялись! Да, передо мной был не кто иной, как Клитеро Эдни. Ничто не противоречило этому заключению. В сарае он жил вместе со вторым слугой. Поняв, что поставленная задача почти решена и самое трудное позади, я устроился в тени под навесом, чтобы как следует отдохнуть после невероятного путешествия, но все же полностью расслабиться себе не позволил, поскольку еще предстояло придумать новые ходы для дальнейшего расследования.

Теперь можно было взяться за Клитеро всерьез: напомнить ему события тех двух ночей, когда я за ним наблюдал, высказать мои догадки и подозрения, убедить в честности моих намерений и заставить, насколько он способен, рассказать мне, что ему известно об обстоятельствах гибели Уолдгрейва.

С этой целью я решил позвать Клитеро к нам, в дядино имение, чтобы он там выполнил под моим надзором кое-какую работу. Я оставил бы его ночевать, а утром приступил бы к дознанию.

Требовалось тщательно и неторопливо обдумать мою роль в предстоящем разговоре. Я прислушивался к чувствам, которые пробуждались во мне по мере приближения к истине. В последнее время я научился владеть собой и мог положиться на свое самообладание. Раскаяние, думал я, уже достаточное искупление вины. Что нужно мстителю, как не заставить преступника страдать? Если удается этого добиться, то можно считать, что возмездие свершилось, Лишь самый жестокий, самый закоренелый злодей достоин нашего бесконечного негодования. Но жалость способна смягчить даже столь сильные чувства. Когда жаждущий мщения человек пресыщается зрелищем мук, которые он в наказание заставил испытать преступника, когда его охваченный безумием горя разум наконец удовлетворяет свой звериный голод, – воинственные мысли отступают. Вечером следующего дня я нанес визит Инглфилду Мне не терпелось поделиться с ним своими умозаключениями, хотелось послушать, что он об этом думает и что ему и членам его семьи известно о поведении Клитеро.

Как обычно, меня приняли очень радушно. Вы знаете, какой человек Инглфилд, знаете, с каким отеческим участием этот старик всегда относился ко мне, как своевременно замечал заблуждения моего ума и вспышки страсти, увещевал и направлял меня. Помните Вы и то, как он пытался спасти жизнь Вашего брата, сколько долгих часов провел у постели умирающего и потом, когда помогал установить причину его смерти, – преподав мне бесценный урок покаяния и верности долгу.

Мы немного поговорили на общие темы, без обсуждения которых не обходятся подобные встречи, а затем я сразу перешел к тому, что теперь занимало все мои мысли, Вкратце сообщив ему о двух ночных происшествиях, я поделился с ним своими выводами.

Он сказал, что после моего последнего визита у него появились аналогичные подозрения, чему немало поспособствовали наблюдения хозяйки дома за Клитеро Характер ирландца с самого начала насторожил пожилую женщину. Она заметила, как он вдруг погружался в задумчивость или предавался меланхолии. Какие только ухищрения она не использовала, чтобы побольше узнать о его прежней жизни и, особенно, почему он был вынужден эмигрировать в Америку. Но даже с помощью самых изощренных уловок ей ничего не удалось выяснить. Он не прятался и не избегал ее – просто оставался глух ко всем намекам, а если она задавала прямой вопрос, отвечал, что не может сообщить о себе ничего достойного внимания.

В течение дня он старательно работал. Вечера проводил в безмолвном уединении. По воскресеньям неизменно отправлялся бродить – неизвестно куда, один, без спутников. Я уже отмечал, что он делил сарай с другим слугой, которого звали Амброз. Мисс Инглфилд решила расспросить компаньона Клитеро и обнаружила, что он гораздо общительнее ирландца.

Амброз путано и невразумительно стал жаловаться, что, с тех пор как они живут вместе, Клитеро без конца ворочается и разговаривает во сне, мешая ему спать. Его речь, как правило, бессвязна, но тон – слезно-протестующий, словно он молит о спасении от какой-то неминуемой беды, Выражения вроде «пожалейте», «будьте милосердны» перемежаются стонами и сопровождаются рыданиями. Иногда кажется, что он с кем-то беседует, и этот «кто-то» сулит ему нечто весьма заманчивое в обмен на услугу в каком-то опасном деле. Но у Клитеро все, что предлагает искуситель, вызывает лишь отчаянное возмущение и ярость.