Алексей Жарков - Избранные. Хоррор

– Ты тупой? – спросил Плита, раздувая ноздри. – Если тупой, то повторю помедленнее. Про—о—осто пощу—у-упай. Если есть что брать, то мы с пацанами отработаем как обычно.

– Давай, живо, – поддакнул Моряк, больно хлопнув Лешу по спине.

Глазастый нехотя поднялся и отхватил пинок от Гриши под одобрительные смешки Плиты и его подруги Ланы.

Банда издалека не заметила, что шедший по пляжу мужчина был каждому более—менее знаком. Теперь и не заметит, поскольку сразу после ухода Глазастого компания спряталась, чтобы лишний раз не отсвечивать. Навстречу Леше в распахнутом пальто степенно шагал, поглядывая в сторону моря, старик. Он подставлял лицо прохладному ветру, тревожившему его густую шевелюру, совершенно белую, будто молоко утреннего тумана.

Старик жил уединенно, ни с кем не водил знакомств и все, что о нем было известно в городке, строилось исключительно на догадках. Приезжий. Пенсионер. Наверное, когда—то деньги у него водились, но сейчас он в них ограничен, если купил разваливавшийся особняк и толком не смог его отремонтировать. Его видели с мольбертом? Значит, художник, хотя никто из местных жителей не интересовался картинами старика.

Побледневший мальчишка хотел отказаться от задумки, не понравившейся ему с самого начала, но, коротко обсудив с собой возможные последствия, стиснул зубы и пошел к художнику. Плита поблизости. Спрятался, конечно, но наблюдает, ждет результата. Стоит Глазастому отступить, и не жди от Плиты ничего хорошего.

Леша славился своими шустрыми руками и чувствительными пальчиками. Мастерство карманника, столь сложное умение, не открывалось даже, а как—то пришло, само заявило, словно подстраивая мальчишку под себя. Когда до цели оставалось метров двадцать—тридцать, Глазастый упер взгляд в песок и, сорвавшись с места, побежал, налетел на старика и быстро, со знанием дела ощупал карманы пальто. Портмоне он почувствовал сразу, и еле сдержался, чтобы не выбить его в ладонь привычным легким движением.

– Мальчик, ты что, не видишь куда несешься? – укорил художник и охнул, увидев пустую глазницу Леши.

Но и мелкий карманник растерялся, да так, что шагу не мог сделать, оторопело держался за края пальто и смотрел в светлое лицо старика, не находя в нем ничего действительно светлого. Сердце Глазастого сжалось от жути, колени подкосились, и внутри художника он безошибочно разглядел бездну мрака. Ту, что мерещится в пустом колодце, где обитает черная, сжавшаяся до поры до времени гигантская змея, имеющая возможность выбраться на поверхность в любую секунду, просто ожидающая подходящего случая и подходящей жертвы.

Пока Леша Горин мчался по серпантину лестницы, ведущей на набережную, ужас играл на его нервах, будто на струнах, цепляя их кривыми желтыми когтями вместе с мясом и грозя вскоре порвать. Еще приходя в себя, мальчишка торопился предупредить банду, но не успел. Может, и к лучшему, ведь что он мог сказать? А если бы поделился, не увиденным даже, а только почудившимся, то без сомнения подвергся бы насмешкам, издевкам и тычкам больше обычного. Последнее дело подростков не выгорело, и теперь каждый только тем и занимался, что искал, на ком бы сорвать злость.

Да, за Глазастым следили, и, видимо, Плита что—то угадал по реакции карманника, нашарившего в пальто художника ценное. Двое быстро догнали старика со спины. Подсечкой Плита опрокинул пожилого мужчину, и пока тот падал на землю, Моряк, не обремененный интеллектом обладатель увесистых кулаков, коронным ударом вырубил художника. Тут же оба бросились бежать, пряча лица и ни на что не отвлекаясь. Сейчас в работу должен был включиться Гриша.

Удостоверившись, что пострадавшему никто не спешит оказать помощь, к пожилому человеку вразвалочку подошел худой прыщавый парень. Он присел рядом, словно справляясь о самочувствии, и между делом вынул толстое портмоне из кармана стариковского пальто. Предварительно осмотревшись по сторонам, Гриша встал и неспешно удалился.

Неделю назад подфартило. Глубокой ночью да в безлюдном переулке банда повстречала двоих приезжих, набравшихся в местных барах до такой степени, что между собой пьянчуги общались бессмысленными наборами согласных. Ночь, никаких свидетелей, и вряд ли туристы хоть что—то из случившегося с ними вспомнят в дальнейшем. Потому беспризорники действовали решительно и вполне открыто, отказавшись от привычной схемы.

С туристов взяли кучу банковских карт и шесть тысяч с мелочью живыми деньгами. Разобраться с кредитками самостоятельно не получилось, и несколько банкомат вообще проглотил. Вот тогда рядом с подростками и возник говорливый Самсон. Никто не помнил, откуда он явился, точнее, никто не хотел напоминать остальным, что кучерявого мошенника Самсона привел в компанию сам Плита, доверившись ему, словно давнему и хорошему знакомому.

Тот наобещал все, что от него ждали, и от щедрот добавил прямо—таки фантастическое. Он трещал без умолку, рассказывая о своих связях в банках, в среде хакеров и в правоохранительных органах, забрал кредитки, намереваясь срочно сделать электронные переводы и обналичить деньги. Шесть тысяч он у Плиты тоже забрал, дескать, знающие и умеющие люди в долг не работают. Встреча с Самсоном должна была состояться через день. Не стоит и говорить, что банда более не видела мошенника и не имела ни малейшего представления, где того следует искать.

Леша Горин добрался до ротонды в углу парка последним, и Плита встретил его, гневно швырнув точно в лицо пухлое портмоне старика. Из кармашков с шелестом вылетели блокнотные листки: ровные и вырванные наспех, сложенные пополам и вчетверо. Глазастый без слов понял, что денег в лопатнике художника не оказалось. Вообще.

– Я же не рентген, – Леша испуганно взглянул на Плиту. – Откуда бы я знал, что там внутри?

Плита свирепо скалился и бил Глазастого. Бил аккуратно, чтобы не увечить, не оставлять на лице четких следов. Сидя сверху, не позволяя подняться и пошевелиться, он хлестал его по щекам тыльной стороной ладони, страшно сдавливал коленями ребра. Плита вымещал накопившийся в нем гнев за прежние неудачи. Крутившийся рядом Мопс давал советы, чем немало распалял главаря. В какой—то мере Глазастому повезло, поскольку Гриша и Бочка удерживали туповатого Моряка, не видевшего различий между избиением и поучениями. Наверняка тот мог с одного удара отправить Лешу на тот свет.

Наконец Плита остыл, гнев схлынул, поток ругательств сошел на нет. Он всегда отходил постепенно, но на этот раз что—то было не так. Плита явно над чем—то крепко призадумался. Не слезая с Глазастого, он потянулся за ближайшим блокнотным листком, пробежал взглядом по тексту и прочел: