Олег Айрашин - Миллион долларов до конца света

– Теперь на случай, если кто заплутает. Чтоб вы знали: Вашингтон – логово американского империализма и цитадель мировой демократии. Располагается на восточном побережье Северной Америки. Пойдёте на север – упрётесь в Канаду, а на юге путь перекроет мексиканская граница.

– Палыч, хорош трепаться.

– Да я тревожусь за возможные потери. Хватит с нас Игоря Марковича, что вдруг не в шутку занемог. Наверняка пивком здоровье поправляет.

– Зачем вы так? – вступилась Лена. – Заболел человек. Вам-то хорошо, уже излечились.

– Вы правы. Итак, предлагаю план. Пока не жарко, шлёндаем по чудной Роквилл-пайк, попутные шопы – все наши.

Дамы захлопали в ладошки.

– А в самой столице нас ждут Белый Дом с Капитолием.

– Капитолий – это где собирается американский парламент, именуемый конгрессом, – вставила Лена.

– И если он, конгресс, сегодня не заседает, мы полюбуемся архитектурным шедевром изнутри. В отель возвращаемся на метро. Отъезд на конференцию – в двенадцать тридцать. Идёт? Единогласно.

Мы вышли на свежий воздух.

– Предлагаю темп аллегро: по-итальянски – весело, в смысле быстро.

– Цигель-цигель.

– Мишаня у нас полиглот.

– Да не, я только ростбиф съел. А вот пивка бы выпил.

– Потом-потом. Аллегро-цигель. Лена, что интересного вы обнаружили на газоне?

– А травка-то – наша.

– И точно, в логове мирового империализма – русская трава. Пырей, овсюг, полевица и такие родные одуванчики. Дурят нашего брата, ох, дурят.

– Уже опухли, – вздохнул мой подопечный.

– Бедный Мишаня, – я с укором взглянул на бессердечную Татьяну.

– Да не, Палыч, я про одуванчики.

– А? Да, опушились уже.

– Я только не пойму, – удивилась Таня, – почему не сажают картошку? Ни одного огорода. Одна трава, всё сорняками заросло.

– Тут дело политическое. Знаете, какого цвета американская земля? Кто угадает, получит доллар. Мишаня, стоп! Зачем ты Америку разбульдозил? Руки прочь, а не то – рашен, гоу хоум.

– Командир, земля красная. Доллар гони.

– Ты не угадал, а докопался. И вместо доллара получай жилище индейца: фиг-вам.

– А всё-таки, насчёт картошки? – спросила Таня.

– А, да. На красной земле и клубни вырастают цвета советского флага. Поэтому ихний конгресс во время холодной войны запретил сажать картофель, во избежание пропаганды чуждых коммунистических идей. Американцы – патриоты, картошку стали завозить из Канады. Смотрите, как много интересного вы почерпнули за какие-то полчаса. Итак, американская почва красная, а доллары зелёные. Красная земля, зелёные деньги – что ещё нужно для счастья? Кстати, о долларах, – я хлопнул ладонью по лбу, – где вы храните суточные? Прямо на себе? Неразумно.

– Почему, Палыч?

– Объясняю. Американские деньги обладают удивительной способностью быстро улетучиваться. Причём уловить точный момент исчезновения из кошелька владельцу не удаётся.

– Что-то похожее я читала.

– Может быть, может быть, Леночка. Важней другое.

– А что?

– Большая часть коренного населения Вашингтона – американцы африканского происхождения.

– Точно. Негритосов тут, как собак нерезаных.

– Мишаня, ты не поверишь. Ни одного негра на всю страну. Одни афроамериканцы. А за «негритоса» здесь можно и в тюрьме оказаться. Так, о чём я? Так вот, о тюрьмах. В столице высокая, чрезвычайно высокая преступность. И деньги лучше держать в гостиничном сейфе.

– Так опасно? – Лена прижала сумочку.

– Днём-то спокойно, да: Вашингтон – город чиновников. но как стемнеет, бал правят чёрные. Ночью они в большинстве, а большинство всегда право. Это и называется демократия. Во, смотрите, краснокожий.

– Мульмуль дыня тык. Мульмульдык [3] Песня из старого индийского фильма. ?

– Зря старался, Мишаня. Твой игривый вопрос до аборигена не дошёл.

– Это как это?

– Он не индиец, а индеец.

– А не один хер?

– Индейцы здесь прежде жили, до Колумба. А индийцы – азиаты, они в Индии живут. Всё, хватит дискуссий. Уже магазины показались, вон супермаркет одёжный.

Таня вырвалась на оперативный простор: глаза горят, волосы дыбом, из ушей дым валит. Действует чётко, как Терминатор. Как определяет цель? Ага, умница, идёт, где народа больше. Но почему озирается?

Ага, Танюша не в курсе: алчущих покупателей тут не тормозят. Их пропускают, да ещё извиняются: «Икскьюз ми». Дескать, мы тут так, дурака валяем, а вам и правда надо. Проходите, милая, и простите, что помешали. Больше не будем.

А Лена? Тоже оглядывается, видать, робеет.

– Эх, пивка бы загасить. Палыч, ты как?

– Подожди, Мишаня, здесь дорого, лучше по ходу в гастрономе возьмём. А тут шмотки посмотрим.

– Да у меня полный комплект.

– Счастливчик. Хотя, знаешь…

– Ты что, Палыч?

– Такая жарища, брат. Через час наша одёжка будет мокрющая. Купим по футболке? А мне и брючки полегче, как у тебя.

– Пошли.

– И для конференции что-нибудь…

– Поприличнее? – Мишаня одёрнул распашонку.

– Да. И мы сойдём за академиков. Академикам больше наливают.

А вот и джинсы, фирма. И всего-то пятнадцать баксов пара. Кабины просторные, с огромными зеркалами. Заглянули в первую – три нег… афроамериканца примеряются: сверкнули зубами и белками глаз. Вторая – свободная.

Только зашли, из третьей кабинки речь потекла. Родная.

– Васька, хули ты телишься?

– Да где ж она, сука?

– Так вот же, эта пиздюлина. Спарывай нахуй, столько торчим, блядь. Я вон уже переоделся.

Русские парни с широкой душой. И всегда готовы: за сто рублей удавить хоть кого, за сто долларов сами удавятся. Если наше расширение на Запад продлится, американцам придётся эмигрировать в Канаду или Эквадор. Хотя о чём я? Через год же дельтонная вспышка, и через пару поколений от васек духа не останется.

– Палыч, как мне футболка?

– Считай, Танечка уже твоя. А мне как, не коротки?

– Годятся.

– Всё, пошли. Дамы без нас истомились.

А вот и нет, у женщин разгар шопинга. Лена ожила, к игрушкам присматривается. Ладно, тогда и мы ещё пошастаем. А вдруг набредём на мой самолётик?

Игрушку не встретили, зато вышли на сувениры.

– Палыч, смотри, карты.

– Генштаба?

– Ты чо, настоящие. А на обороте атлас Вашингтона, географический.

– Удобно, если кто заблудится. В джунглях капитализма.

– Во, смотри, кубики игральные, прозрачные. Правильно, а то у нас пацаны дробинку внутрь заплавляют.

– Для смещения центра тяжести?

– Ага. А тут не смухлюешь. Я штук десять возьму, на сувенирчики.

– А где наши? Мы теряем темп.

– Палыч, я отойду.

– Пять минут, не больше.

Вслед за Мишаней вернулись и женщины. Раскрасневшиеся, с покупками.

Рядом с кассой стоит коробка с прорезью в верхней части, сбоку фотография мальчика лет трёх.