Ольга Лущинская - Мой мир. Вторжение. Книга вторая

Я встал со скамьи и потянулся, стараясь незаметно посмотреть в дупло. Трэвор даже головы в мою сторону не повернул. Конверта внутри уже не было. А чего я еще ждал? Едва ли бы он стал ждать вечера. Я был уверен лишь в том, что он оставит новый сегодня вечером. Дело его, незачем мне читать чужую переписку. И все же если все это значит то, о чем я думаю… у него большие неприятности. Но нельзя же так просто заговорить с человеком про его секреты? Сам я тоже могу вызвать подозрения тем, что каждый вечер «сижу в засаде» и что-то выискиваю в толпе народа.

Ближе к вечеру мы разошлись. Возвращаться на пост мне уже не хотелось, поэтому я пошел в библиотеку, взять книгу, чтобы почитать немного перед сном. Проведя в библиотеке пару часов, я так и не решился взять что-то с собой, в основном эта кладезь информации хранила учебники.

К удивлению, на улице столпилось множество студентов. Они все уставились на самую высокую башню академии. Кто-то сзади схватил меня за плечо.

– За мной! – скомандовал Табот и утянул меня за угол библиотеки.

– Что случилось?

– Там, на балконе… Милена. Она собирается прыгнуть.

Мы рванули к башне. На бегу я краем глаза заметил, что на верхушке башни, прямо на круговом балконе, развивались полы красного пальто. Эту девушку я видел утром. Табот остался внизу (такую высокую лестницу человек быстро не осилит, я убедился в плохой выносливости людей еще раньше), а я побежал вверх по винтовой лестнице. Я запечатлел в памяти ее имя – Милена.

Девушка стояла на самом краю балкона, за перилами, балансируя между жизнью и смертью. От последнего шага ее отделяли лишь крепко вцепившиеся в поручень хрупкие белые ручки.

– Не подходи ко мне! – истошно закричала девушка.

Она повернулась ко мне лицом. По ее нежным щекам ручьем бежали слезы. Девушка дрожала как лист на порывистом ветру и, казалось, вот-вот сорвется. Волосы слиплись, закрывая половину лица, а в глазах проступало множество красных прожилок. Веки сильно опухли и порозовели, судорожное дыхание мешало ей набрать воздуха в грудь, малышка будто задыхалась, тщетно пытаясь глотнуть воздух. Ножки с большим трудом стояли на балконе, почти соскальзывали.

– Милена, ничего не бойся. Просто осторожно перелезь обратно, – я с черепашьей скоростью ступал к ней навстречу, чтобы не спугнуть.

– Я же ясно сказала тебе, уйди!

– Но почему? Зачем тебе это? Ты еще молодая, у тебя впереди столько интересного! Не делай этого. Подумай о тех, кому ты дорога!

– УБИРАЙСЯ!

Малышка задрожала сильнее. Ее глаза наливались каким-то непонятным мне беспричинным гневом. Я был все ближе к цели.

– Тебе не понять! Не понять!

– Объясни мне. Я выслушаю тебя и вместе мы найдем решение. Пожалуйста, Милена, не нужно прыгать.

Слезы ее усиливались. Выглядела она не так, как обычно выглядят расстроенные души. Я видел что-то в ее глазах, клянусь. Будто она делала это… нехотя. Ее губами говорил кто угодно, но не она сама. Словно что-то заставляло ее прыгнуть, а она безуспешно боролась с этим ужасным позывом, то и дело оглядываясь на толпу внизу. Мне же было абсолютно все равно на зевак, собравшихся внизу. Я не слышал их криков. Сейчас для меня существовал лишь этот балкон и юное создание на его краю.

– Слишком поздно, – зашептала она, – Слишком поздно…

Девушка отпустила поручни. Тело ее полностью расслабилось, она расставила руки, и сила тяжести потянула ее вниз. Мощным рывком я допрыгнул до края и перелетел через край… Падая туда, вниз, я не подумал о своей безопасности. Догнав Милену в полете, я схватил ее за руку, подтянул к себе и перекувыркнулся в воздухе, прорезаемом нами. Мы неизбежно падали вниз. Уже не дрожа, она прижалась ко мне, всхлипывая, осознавая неизбежность. Последнее, что я помню – резкую боль в спине от удара о землю.

Очнулся я уже в постели медкабинета. Благо, что очнулся. Я падал на тренировке с похожей высоты, но с такой – ни разу. Хорошо, что моя оболочка способна выдерживать большие нагрузки, чем людская. Голова ужасно болела, спина и того хуже. Уложили меня на живот, но сил хватило, чтобы перевернуться. Думаю, что отделался испугом и синяками. Я был просто перебинтован. Это странно, в прошлый раз я сломал руку. Правда, упал я на нее же. Удивительно, как мне позвоночник пополам не переломило. Или по земле не размазало. Девочки в палате я не видел. Оставалось лишь надеяться, что она жива. В идеале – цела, но сейчас важно, чтобы осталась в живых. С ужасной болью и большими потугами мне удалось сесть на кровать. Рядом с постелью стояла коляска. На нее я и переместился. В этот момент в палату вошли Влас и Табот. Я опередил их с порога:

– Живая?

– Да живая, живая, – усмехнулся Табот.

– Ты прям супергерой! – восхитился Влас, – Как ты это так? И смелости хватило!

– Не смелости, а, скорее, глупости, – засмеялся я, – Не подумал просто, автоматически прыгнул.

– Больше пятидесяти метров! И живой. Нет, ни за что бы ни поверил, если бы сам не увидел! – не успокаивался Табот.

– Да, прям кремень. Она жива, но сильно пострадала. Два ребра сломала, бедняжка. Испуг сильный. Милена все еще в отключке, так и не просыпалась.

Взгляд мой упал на заходящее солнце:

– Сколько я пролежал?

– Сутки. Ну, чуть больше, – отозвался Табот, – Главное, вы оба живы. И ты спас девушку. Первую. Это большой шаг. Надо поговорить с ней, когда очнется. Признаться честно, я очень хочу сделать это сам, но едва ли она со мной заговорит, а вот с тобой…

– Так или иначе, – оборвал его я, – Сразу говорить об этом не стоит. Ей нужно время, чтобы отойти.

Табот уселся на стул у стены:

– Ее родителям мисс Аттора ничего не сообщила. Не хочет поднимать тревогу. Аж злость берет, честное слово…

– Все занятия на сегодня отменили. Мы заходили к вам каждый час, – отозвался, присевший на кровать Влас.

– Чудила, сходи за кофе, будь другом.

Влас улыбнулся и одобрительно кивнул. Табот пересел на его место.

– Можно вопрос? – я дождался, пока Влас выйдет из комнаты.

– Угу.

– Почему чудила?

– Когда я сюда приехал с сестрой, семестр уже во всю шел. У нас были сильные грозы тогда, выехать в академию не представлялось возможным, а то был первый наш год здесь. Появился я в группе – все уже друг друга знают, хорошо общаются. На меня особо внимания и не обращали. А потом смотрю – парнишка сидит на первой парте, одинокий такой, в книгу уставился… и так все время. Даже ел с книгой. Истории какие-то, религии разных народов, древние языки, забытые мифы и прочая старая библиотечная дребедень. Ну, я и подумал, чем он хуже других? Вот и заговорил с ним. А он мне с ходу – «привет, я чудила». Короче, его так ребята прозвали. А он и не против. Говорит, это не плохо, это признание того, что он не такой, как все. И я с ним согласен.