Ольга Лущинская - Мой мир. Вторжение. Книга вторая

Улыбка скользнула по моему лицу. Черт, а он был невероятно прав. Помню, когда я встретил Джейсона, то тоже посчитал его странным типчиком. Он как-то чудно приподнимал брови, когда моргал, очень быстро говорил, даже не слушал, одевался как павлин… а потом… он и в самом деле необычный. Моргал он совершенно обыкновенно, на самом-то деле. Просто в первый раз пытался произвести на окружающих впечатление. Необычное такое, слегка отталкивающее впечатление. Ему это блестяще удалось, нескольких горожан он прямо очаровал. В Таботе и Власе я увидел нас с Джейсоном. Я – серьезный и спокойный, задумчивый Табот и он – чудаковатый, умный и впечатлительный Влас. Они были лучшими друзьями. Может, и мой лучший друг сейчас остался где-то там, в моем прошлом? В голове сверкнула мысль, что я упустил что-то очень важное в своей жизни.

– Милена – зацепка. Очень сильная зацепка, на данный момент. Нельзя позволить ей повторить это, – заговорил Табот, перебив мои мысли.

– Погоди ты бежать с солнцем наперегонки. Она еще не проснулась. А пока этого не случиться – загадывать рановато будет. Продвижение в этом деле сейчас на волоске. Думаю, сегодня я еще отлежусь. Ходить будет тяжко. А вот завтра утром уже встану на ноги.

– К слову, мисс Аттора назначила тебе больничный до поправки. Она поговорила с врачом, через неделю выйдешь на работу.

– На мне все заживает так же быстро, как меняется погода.

Он улыбнулся.

Спасение Милены действительно улучшило его настроение. Я знал Табота не так давно, но ощутил сердцем, что ему становилось все лучше. Надежда на раскрытие тайны гибели его сестры подстегивала его. Табот достал карманные часы и подал мне:

– Открой.

Это были золотые часы с гравировкой – на крышечке красовалась надпись – «Табот Эстер». Идеально ровные колечки сплетались в прочную цепь, а на краю часов выпячивала небольшая шарообразная кнопочка. Я щелкнул ей, и крышечка поддалась. На обратной стороне находилась немного небрежно вклеенная фотография. На ней была девушка с длинной черной косой, прямой челкой и розовыми щечками. Длинные реснички взмывали вверх, тянувшись к идеальным округлым бровям. Взгляд ее сиял и был полон жизни.

– Филасия. Этим летом мы гуляли по горам, она захотела сфотографироваться. Последнее ее фото. Лучшая сестра на свете.

Не знаю как, но я проникся его болью.

– Мне очень ее не хватает.

– Очень красивая, – я вернул ему драгоценность, – Мы выясним, в чем дело.

Он снял очки и протер линзы салфеткой:

– Я пойду. Завтра снова занятия. Отдыхай и набирайся сил.

И Табот ушел, так и не дождавшись Власа. Минут через пять пришел и чудила. Он передал мне чашку с кофе, пожелал выздоровления и отправился за Таботом.

Я оставил кофе на прикроватной тумбе и поехал на коляске в коридор. Дверь в соседнюю палату была открыта, поэтому я решил войти. На кровати мирно лежала Милена. Светлые волосы ее заняли почти всю подушку, а и без того белое лицо казалось еще бледнее. Я молча смотрел, как она дышит. Из головы не лезло выражение ее лица перед прыжком: отуманенный взгляд, пустой и безжизненный, с отголоском человеческой души где-то там, в недрах остатков разума. Что могло заставить бедняжку пойти на такое? Это так и останется загадкой, пока она сама не скажет мне этого. Если (на что я искренне надеюсь) она очнется.

Тот момент, когда она прыгнула… У меня самого помутился разум. Почему я прыгнул? Не знаю. Как бы там ни было, мы не погибли, а это уже многое. Подумать только, как в критические моменты мы узнаем о себе что-то новое. Какие-то поступки, на которые мы способны, даже не подозревая об этом. Бывает, что ты думаешь, будто в той или иной ситуации ты поступишь именно так, но вот это случается и вдруг… Я никогда не задумывался о подобной ситуации, но вот попал в нее. Мы познаем себя всю нашу жизнь, и это поистине удивительно. Как можно знать тех, кто вокруг тебя, если ты еще не до конца понял самого себя? Это большая загадка. Говорят, что никто не знает нас так, как мы знаем себя. Теперь я думаю, что то, чего мы все же не знаем о себе, о нас знают другие. Некоторые вещи лучше видно со стороны. И это как раз тот случай. Я никогда не был героем у себя в глазах, да и не буду, думаю, но сегодня я стал героем в глазах нескольких людей. Но приятно было не это. Приятно было то, что мне удалось спасти чью-то жизнь, пусть даже не осознанно, а как-то инстинктивно. С другой стороны, я понимал, что в ответственный момент могу так же безрассудно рискнуть собой и проиграть. Это лишь вопрос времени.

Девушка попыталась пошевелиться и застонала от боли. Она приоткрыла глаза, я попросил ее не подниматься. Она лишь молча смотрела на меня несколько минут, не отрывая взгляд. Я понимал, что Милена хочет что-то сказать мне, но сил у нее совсем не было. Каждый вздох отдавал ей какой-то болью, потому что дышала она очень медленно и осторожно, словно боялась, что кто-то увидит ее дыхание. В глазах слабо засверкали слезки. Я осторожно убрал соленые капельки с ее щек платочком с тумбы и прошептал:

– Отдыхай. Поправляйся и набирайся сил.

Этой ночью я остался у нее в палате, чтобы присмотреть. Заснул прямо в коляске, подложив под голову подушку, которую взял из своей палаты. Ночью пару раз заходила медсестра, пыталась отправить меня в постель, проверяла наше состояние. Утром к Милене пришла ее соседка по комнате. Девушка еще не могла говорить, поэтому выслушивала истории своей подруги. Потом она еле выдавила из себя всего одно слово – «мишка».

– Что-что? Мишку твоего принести? Хорошо, я сбегаю, – отозвалась подружка.

– Я с тобой схожу, – сказал я.

Соседка Милены охотно согласилась. Идти в корпус одной так далеко ей не хотелось. Я же ухватился за возможность поспрашивать соседку о девочке. К тому времени в палату пришел Влас, он остался у Милены, почитать ей какой-то миф, чтобы та не скучала.

Моя спина почти прошла, я уже мог стоять на ногах, даже ходить, но бегать еще не рискнул бы. Впрочем, и прыгать тоже. Бойкая девочка-соседка схватила свою сумочку и выскочила из палаты. Я последовал за ней.

– Вы такой герой, – заговорила она, – Прям не знаю, как бы все это было без вас…

– С чего она вдруг? Что-то у нее случилось?

– Ну, нет, что вы, я бы заметила. Вчера еще после занятий так улыбалась и смеялась! Вот всегда так смеется, веселая такая! Не нарадуешься! Почему такое – не знаю даже. Она мне все рассказывает, прям все-все, что у нее происходит, понимаете? А тут… я даже не ждала от нее такое. Вот прям никак.

– Но не просто же так ей прыгнуть захотелось.

– Знаете, – зашептала она, – У нас не первый раз такое. Да-да. У нас тут живет какое-то приведение, которое сводит девочек с ума.

– Да? Интересно. А как оно выбирает?