Александр Булахов - Молчание. Ужас тишины

Горецкая, поставив ведро с тряпкой на пол, начала объяснять:

– Да вот: вымыла окно, убралась в туалете, мою пол в коридоре и вдруг замечаю, что нигде не вижу дверей в кабинет главврача. Видишь, какая я дура!

– Зачем вам двери в кабинет главврача, баба Маня? Что-то я ничего не пойму.

– Всё тут просто и понятно. Я, дура, не на свой этаж пришла убираться. Не на третий, а на второй, наверное.

– Ну как же не на третий, милая моя баба Маня, – заулыбалась Алёна. – Вон, смотрите, что написано на стене: «Третий этаж». Всё чётко и понятно.

– Не пойму ничего, – разволновалась уборщица. – А где же тогда кабинет главврача?

– Да, на четвёртом, там, где он и был.

Старенькую женщину, с отёкшими из-за сахарного диабета ногами, пошатнуло, и она одной рукой схватилась за стену. Давление у неё вмиг подскочило вверх.

– Ну, что ты, родненькая, мне такое говоришь? Я всю жизнь в кабинете главврача убиралась, потому что он закреплён за мной. Я всё в нём наизусть знаю, – повысив голос, произнесла она.

– Баба Маня, никогда ты, сколько я здесь работаю, не убирала в кабинете главврача.

Мария Ильинична вдруг улыбнулась, будто о чём-то догадалась, и схватила Алёну за белый халат:

– Ты меня, балбеска, разыгрываешь, – проскрежетала глухим голосом бабка. – А ну, признавайся, в чём подвох!

– Да ну вас! – Алёна вырвалась из слабых рук уборщицы. – Вот, скажите мне, баба Маня, чего вы сегодня в обед на работу припёрлись? Вы же на больничном. Отлежались бы дома, сколько вам положено. Идите, выпейте валерьянки, что ли, и не пугайте мне больных. А то не успеете оглянуться, как вас в психушку с маразмом упекут. Это я вам на полном серьёзе говорю. Такими темпами скоро в смирительной рубашке будете полы мыть.

Магамединов очень сильно волновался за Круглову. Бегал вокруг неё, словно та вот-вот умрёт, если он не будет о ней заботиться. Елену Степановну это немного забавляло и даже смешило. Максим Викторович достал из шкафа подушку, положил её на диван и предложил:

– Ложись, раненая. Инга скоро тебя домой отвезёт, только обход больных закончит…. Восемь швов – это ж надо так умудриться стукнуться. Ты, как я понял, поскользнулась и ударилась головой об стенку?

«Если б всё было так просто, – подумала Круглова и села на диван. – Стоит ли ему рассказывать про девушку в чёрном платье с вороном на плече, или сразу попросить таблеток от шизофрении, вдруг у него они где-нибудь завалялись?».

В кабинет, предварительно постучав, вошла лечащий врач терапевтического отделения Инга Вацлавовна Весюткина – невысокая, хрупкая на вид женщина в белом халате, которую Магамединов уважал и очень ценил за её умение анализировать и находить ответы на самые сложные вопросы.

– Ну, что, боец спецназа, отвоевала? – произнесла она, увидев перебинтованную голову Кругловой. – Собирайся, отвезу тебя домой.

– Не поеду я никуда. Мне тут с вами веселей и спокойней. Вот как дождусь результатов вскрытия, тогда поеду. А сейчас не дёргайте меня своими заботами. Идите, лодыри, работайте! – пользуясь положением, закапризничала Елена Степановна и тут же мысленно назвала себя дурой, вспомнив предупреждение девушки в чёрном платье. Ей следовало соглашаться с предложением Инги и сваливать отсюда как можно быстрее, а она корчила из себя неизвестно кого (действительно, боец спецназа!) и ничего не могла с собой поделать.

– Работа не волк, в лес не убежит, – ответила на её реплику Инга Вацлавовна. – Ехала бы ты домой, Лена. Когда ты ещё так удачно разобьёшь голову. Будь я на твоём месте, уже давно бы сидела дома и читала какую-нибудь бабскую книжку про любовь.

– Кто тебе мешает? Стена в подвале крепкая, – пошутила Круглова, – сама проверяла.

– Лена, если ты каждую смерть в больнице будешь принимать так близко к сердцу, твоя психика не выдержит, – заметила вслух Весюткина. – Мы врачи, не

забыла? Возьми себя в руки.

Круглова легла на подушку, и на её лице появилось серьёзное выражение:

– Инга, а, если моя психика уже дала сбой? Что тогда?

– Я просто хотела сказать, что мы каждый день играем со смертью в перетягивание каната, – попыталась объяснить свои слова Весюткина. – И нет нашей вины в том, что на этот раз канат перетянула смерть. Увы, в нашей профессии такое бывает. Ты ведь не первый год работаешь, Лена. Всякое повидала.

– Это понятно. Я не о том… В последнее время, знаешь, я что-то сама не своя. Мне трудно это объяснить…

Замученный возникшими проблемами, Магамединов только теперь сообразил, почему не спешит домой Круглова, и решил её успокоить:

– Лена, я убеждён, что твоей вины в смерти Кадышева нет. Ты всё сделала правильно. Я смотрел историю болезни – все назначения грамотные. Здесь в другом дело: или ему наши медсестрички вкололи что-то не то, или вкололи лекарство дважды. В общем, человеческий фактор. Разумеется, я, как завотделением, во всём разберусь, так что не волнуйся.

Магамединов смахнул рукой прядку волос со лба Кругловой:

– Хочешь, я тебе позвоню, когда будут результаты?

– Обязательно позвони, а то я тут умру у тебя на диване, так и не узнав истинную причину смерти этого несчастного Кадышева…

Ворвавшись к Аллочке в кабинет, Погодин сразу же обнял её за плечи. Он посмотрел через окно во двор больницы, и краем глаза заметил, как от проходной к входу больницы медленно шёл высокий мужчина в чёрном костюме и тёмных очках. А навстречу ему по ступенькам спускался Беленький.

Мужчины остановились напротив друг друга и о чём-то заговорили.

– Я очень люблю тебя, Аллочка, и ты это прекрасно знаешь, – зашептал Пётр Алексеевич на ухо своей возлюбленной.

– Не представляешь, Петя, как мне это приятно слышать, – улыбнулась счастливая Аллочка. – Прошу тебя, повторяй эти слова почаще.

– Ангелочек ты мой ненаглядный, – не выдержал Погодин и поцеловал Аллочку сначала в губы, затем в шею. – Я так рад, что ты у меня есть на этом свете.

– А я-то как рада, что ты есть у меня, – прослезилась старшая медсестра.

Все вскрытия проводились в лаборатории морга. Она представляла собой большую комнату без окон с высокими потолками. Стены этой комнаты были облицованы бордовой прямоугольной керамической плиткой, а холодный пол – квадратной мраморной. Вдоль одной из стен стояли две глубокие раковины с устройствами для стока и длинный стол, на котором можно было увидеть хирургические инструменты, электрическую роторную пилу и коробку с медицинскими перчатками. Вдоль другой стены стояли подъёмно-транспортные тележки и, на небольшом расстоянии от них, – стол гистолога, оборудованный нижней вытяжной системой. С потолка на металлических цепях свешивались три пары массивных ламп. Под каждой парой располагалось по одному металлическому секционному столу. Два из них были пусты и сияли чистотой, а на третьем лежал голый мужчина, живот которого вздулся до невероятных размеров.