Виктор Пикар - Дыхание Луны

– Ты сам просил рассказать, как все было на самом деле.

Он отходит к окну, встает ко мне спиной, молчит еще дольше – минуты три, думает. Не оборачиваясь, тихо бормочет, сам себе:

Через пару минут он спрашивает:

– Ты читал ее мысли? А она знала, о чем думаешь ты? Так что ли?

Я радуюсь тому, как он продвинулся в своих выяснениях.

– Мысли – обратная сторона желаний. Когда человек хочет чего-то, он потом думает, как это сделать, как добиться желаемого. Но сначала – желания, потом уже мысли. А некоторые желания даже не оформлены мыслями – например, вы хотите спать и спите – а мысли только мешают. А во время оргазма – думаете ли вы о чем-либо? Ум полезен тогда, когда старые радости приелись, и нужно искать нечто новое, – тогда он и раскидывает свою паутину, как паук, в поиске новых жертв, новых удовольствий, новой пищи.

– А короче?

– Мы чувствовали то, что хочет каждый, напрямую. Желания – это огонь, а мысли – дым вокруг него. Если мы видели возможность еще больших наслаждений, то немедленно сплетались мыслями, точно стволы деревьев в джунглях, в намерении как можно быстрее реализовать их.

– А еще короче?

– Глупо заниматься чтением мыслей, если есть наслаждение в тысячу раз большее.

Он смотрит на меня и не понимает.

– Ладно, проехали. И что вы делали потом?

– Просто исполняли желания друг друга, все подряд, любые, как свои собственные, и наслаждались этим сверх всякой меры, целый месяц, самый сказочный и счастливый месяц в нашей жизни, пока не вернулся ее отец.

Он не выдерживает:

– Так в чем наслаждение-то? Я и так могу радовать себя самого. Зачем нужен еще кто-то с его желаниями?

Я вздыхаю. Так быстро мы подошли к главной проблеме мироздания! Ну, что ж, придется коснуться и ее тоже.

– Очень просто. Ты себя любишь?

Он смеется.

– Думаю, что да.

– Замечательно. Так вот – этот древний прибор чудесным образом объединяет тебя с другим человеком, ты чувствуешь его, как себя самого, и любишь так же, как себя. Понятно?

– Допустим.

– Так вот. Когда любишь кого-то, как себя самого, и его желания становятся для тебя, как твои собственные, и ты даешь ему то, что он хочет, – наслаждаешься гораздо больше, чем когда даешь самому себе.

Он задумывается.

Я продолжаю:

– Ты любил женщину?

– Да, наверное. В школе было кое-что.

– Вспомни эти чудесные дни первой влюбленности, когда ты, забывая себя самого, делал лишь то, что она хочет, и был счастлив. Ей нравилось, когда ты провожал ее до дома, неся ее портфель? Ты делал это, радуя ее, и был несказанно доволен. Она любила желтые герберы? Ты готов был дарить их каждый день. Она, наверное, любила слушать, как ты декламируешь стихи? Ты тараторил без умолку, получая неземное удовольствие от того, как она наслаждается твоим вниманием. Она любила, когда ты слушаешь ее, все девушки это любят, и ты часами мог просто быть рядом с ней, внимая ее рассказам, успехам и горестям, смакуя ее голос, купаясь в море ее простой, незатейливой радости. Ей нравилось бродить по полю, собирая васильки и ромашки? Ты никогда не сделал бы это сам для себя – глупо, но ради нее, наслаждаясь ее маленькому счастью, ты готов был делать это часами. Она любила фильмы про любовь? Ты никогда не смотрел бы подобную сентиментальную ерунду, но ради нее, вместе с ней – это было волнительно и прекрасно. У тебя было немного денег, но ты готов был потратить их все – на нее, даря ей нелепые подарки, угощая ее любимыми тортами и мороженым. Это было волшебное, незабываемое сумасшествие, согласись. Ты забывал о своих желаниях, для тебя существовала только она и то, что она хочет, и ты бросался в нее, как в омут, с головой, потому что ты любил ее, а когда любишь и делаешь что-то для любимой – радуешься несравненно больше, чем когда делаешь что-то для себя.

Он кивает в знак согласия.

Я перевожу дух и спрашиваю:

– У тебя есть дети?

Он смотрит на меня с интересом.

– Да. Мальчик трех лет.

– Ты любишь его?

– Ну конечно! Замечательный ребенок.

– Прекрасно! Например, ты играешь с ним в мяч на солнечной полянке. Он бьет его ногами, мяч катится, он бежит за ним, смеется и радуется. Потом берет мяч в руки, неловко бросает тебе, ты ловишь его и нежно кладешь ему в руки, он хохочет так, что сердце твое тает, и ты готов заниматься этим несерьезным занятием еще и еще. Мыслимо ли, чтобы ты занимался этим сам с собой с таким же удовольствием? А когда он просит тебя почитать ему на ночь книжку и садится к тебе на колени, и водит пальцем по картинкам, и смешно бормочет – нет для тебя занятия, приносящего большую радость, чем это, разве не так? И его желания для тебя – как свои, потому что ты любишь его. И когда ты делаешь что-то для любимого сына, радуешься гораздо больше, чем когда делаешь что-то для себя – иначе не делал бы. Так?

– Ну…

– Именно так! Понаблюдаем за молодыми мамочками, обожающими своих деток. Они просто живут внутри них, и все! Они хотят – мама тут как тут, и дает им все, что нужно, и счастью ее нет предела. Дитя хочет еще – она ждет только этого, о радость! Даруя ему то, что он хочет, она будто бы дает себе самой – вот счастье и секрет жизни и вечного наслаждения. Так просто и так ясно!

Он внимательно слушает.

Я говорю ему:

– Есть одна проблема. Сумасшедшая влюбленность в девушку быстро проходит, и ты смотришь на нее и не понимаешь, как такое вообще могло случиться с тобой. Дети растут, они капризны, порой просто невыносимы. Эта радость – она непостоянная. Так ведь?

– Так.

– И что остается? Наслаждать себя самого?

– Тоже неплохо, – замечает он.

Следователь садится за стол, подпирает руками подбородок и в упор разглядывает меня своими красными, воспаленными глазами.

Я говорю ему:

– Да, но люди давно уже заметили: внутри человека есть огромная черная дыра. В нее он бросает все, что имеет. Наслаждения от сна, вкусной еды, секса. Счастье творчества, созидания, впечатления от власти, богатства, денег, влияния, управления. Озарения от новых научных и философских идей, интеллектуальные прозрения. Все это он бросает в черную, разверзшуюся дыру желания иметь вечное, непрерывное наслаждение, не обусловленное ничем, как в пропасть – и там исчезает, гибнет все… Результатом является еще большая пустота, большая алчность, большая потребность, бесконечное нетерпение, невероятное отчаяние и воистину вселенская грусть. Так ведь?

Следователь смущенно копается в себе, как в гардеробе, и изрекает:

– Мы уходим во тьму, где светить нам нечем.