Энтони Саймски - Тихий старый дом. Записки караванщика

А лютой зимой наоборот, именно в ней топится вторая печь. Потрескивают поленья. Если выключить свет, то можно подолгу наблюдать за тем, какие причудливые, красно-оранжевые тени отбрасываются на потолок сквозь маленькую щель в приоткрытой дверце.

Когда Насип переехал, мы всем посёлком помогали с реставрацией нового дома. Правда, людей становилось всё меньше и меньше с каждым годом. Посёлок и раньше не был большим, всего двадцать семей, а к моменту, когда старик Сарсеныч умер, осталось всего семь. Многие перебирались поближе к Уральским и Оренбургским заставам, находя работу на разрастающихся караванных путях. К тому же, извечная проблема с водой сгоняла многих фермеров с насиженного места, не смотря на все мои старания поддерживать в рабочем состоянии систему скважин и насосов, которую пробивал сам Насип со своей бригадой ещё задолго до Великой Катастрофы.

Если честно, я тоже любил путешествовать.

Мир стал пустынней. На многие сотни километров вокруг было практически невозможно встретить живого человека. Переродившиеся животные стали охотно обживать новые территории. Небольшие деревеньки, вернее их остатки, попросту исчезали с поверхности, с годами всё больше разрушаясь ветрами, водой и морозами. Заметались землей, которую тоннами переносили пыльные бури, и покрывались зарослями кустарников.

Тем интереснее и удивительнее было встретить новых людей, забраться как можно дальше, что бы посмотреть, а как удалось наладить жизнь тут, или там. Подсмотреть что-то новенькое, перенять опыт. К тому же, исчезли все условности и преграды между странами и нациями. Исчезли границы, можно было беспрепятственно объехать хоть весь мир, если знать через какие заставы и поселения двигаться. Всё это было очень удивительно. Но, не смотря на всё чаще повторяющиеся и более увеличивающиеся по времени путешествия, я всегда любил возвращаться домой.

Какая-то незримая привязанность всегда тянула меня обратно. Хотя бы раз в полгода – год я должен был вернуться назад. Позже, с годами, я начал понимать, что значили для меня эти моменты. Куда бы я не забрался, какие бы удивительные приключения не пережил, без пути назад, как и говорил Сарсеныч, я был не совсем полноценный человек. Этот дом, в небольшом, чудом поддерживающим в себе жизнь, поселении стал для меня некоей незримой опорой, которую я всегда должен был чувствовать под ногами, чтобы не забывать, кто я. Не забывать, что было в жизни. Не забывать, что значит добро и простое человеческое счастье – быть у себя дома…

Наконец-то дорога перестала петлять среди отвесных стен промытого в глине каньона, и белесой лентой устремилась на подъем очередного холма, минуя небольшую развилку.

Не смотря на открытый кузов УАЗ-ика, полуденное солнце было беспощадно. Не спасала даже моя широкополая ковбойская шляпа. Я уже несколько раз успел пожалеть о том, что не стал пережидать полуденный зной где-нибудь в тени. Но, как меня всегда учил Сарсеныч, любое решение существует в нескольких вариантах только на тот момент, когда ты его обдумываешь. Когда же ты начал действовать, то это есть единственный возможный вариант. Так что не надо впустую сожалеть о том, что могло бы быть или как следовало поступить. Как поступил – так и правильно.

К тому же, я не мог припомнить ни одного подходящего места для остановки за несколько часов пути. Если только не натянуть тент и не подремать часок другой прямо в машине, откинув дверцы, и позволив сухому ветру обдувать лицо. Но такой вариант меня тоже не очень устраивал.

При выезде из «каньона» стоял небольшой указатель. К толстому, растрескавшемуся на солнце, столбу было прибито несколько толстых досок, в которых были вырезаны указатели на ближайшие пункты. Расстояния до каждого из них было больше пары сотен километров, кроме одного. К тому же рядом с ним был вырезан столь необходимый мне сейчас указатель заправочной станции.

Что ж, УАЗ-ик хотел кушать, и мой выбор был очевиден. Я быстро направил машину в нужную сторону и нажал на газ. Спустя пару часов пути по пыльной, выжженной солнцем степи я увидел на горизонте белесые крыши домов достаточно крупного поселения, расположившегося у подножия приличных размеров горы, образованной выходом всё той же «гармошки». Это было как раз вовремя, потому что я давно залил в бензобак последнюю канистру.

Подъезжая к поселению, я сбавил скорость, что бы как следует всё рассмотреть. К тому же, небольшая скорость в населенном пункте всегда считалась признаком хороших манер.

Полуденный зной давал о себе знать. Мне практически никто не попался, не считая пары шестипалых перерожденных собак, с длинными, зубастыми пастями, щелкающими вслед колесам машины.

На небольшом холме, в полукилометре от последней вереницы ухоженных домиков, стояло несколько ветряков. Через каждые пять – десять дворов виднелась пробитая скважина с водонапорной колонкой. Судя по тёмным пятнам жидкой грязи вокруг них, с водой в этих местах проблем не было. Я невольно позавидовал этому факту и продолжил осматриваться.

Получилось так, что один край поселения выходил в степь, а другой почти упирался в торчащие из земли каменные валуны. Участок же между ними и последними дворами был засажен аккуратными рядами картошки.

Дорога, по которой я двигался, как и положено, оказалась центральной. Одноэтажные домики с хозяйственными дворами, сменились двухэтажными строениями. Причём вторые этажи были возведены явно уже после Великой Катастрофы. Об этом свидетельствовали мощные сваи, поддерживающие несущие перекрытия постройки между этажами. Где-то они были из толстых стволов деревьев, обработанных противокоррозионными растворами, а где-то бетонными, явно вывезенными из городских руин.

Если честно, я практически не помнил это поселение. Либо мы с Насипом никогда через него не проезжали, либо оно очень сильно изменилось. Судя по вывескам над каждым двухэтажным домом, люди здесь жили достаточно комфортно. Во всяком случае, у них имелась прачечная, постоялый двор и даже развлекательное заведение. Пару раз мне попались указатели на автомастерскую и на заправочную станцию, которая должна была оказаться как раз где-то по пути моего следования.

Бегущие за УАЗ-иком собаки вскоре отстали, видимо проводив его как раз до границы своих владений. Мне попались несколько пожилых людей, сидящих в тени небольших переодевшихся деревьев, рядом со своими домами.

Судя по всему поселение было интернациональным. Что ж, это было вполне логично. Близость караванного пути давала о себе знать. На оконных ставнях многих домов, выкрашенных голубой краской, красовался золотой казахский орнамент. Горячий степной ветер периодически приносил концентрированный аромат навоза, а так же приглушенное мычание и блеяние большого количество скота.